Все это – припанкованный имидж, диковинные метафизические концепции в интервью, присваивание чужих черт характера, – было частью процесса превращения в кого-то – или во что-то – еще. Мэтт больше не был робким, необщительным парнишкой из Девона; он попал в очень взрослый мир секса, денег, зарубежных поездок, славы, публичной критики и постоянного давления из-за того, что на каждом шагу приходилось объяснять и защищать свою музыку и себя. Отчасти он хотел защитить «Мэтта из детства», создав для себя совершенно новую личность, собранную из обрывков личностей знакомых ему людей; отчасти хотел вообще забыть, что этот юный, скучающий, разочарованный мальчишка без каких-либо характерных черт (как ему казалось) вообще существовал, вырасти и стать новым человеком. Несколько лет спустя Мэтт сказал, что не помнит ничего из своей жизни до этого момента, до этого долгого, трудного лета 2000 года. Он считал, что ребенка, которым он был до двадцати двух лет, просто не существовало.
Хотя, если подумать, Muse работали в таком бешеном темпе, что легко было забыть, что у него вообще была хоть какая-нибудь жизнь, кроме этой.
Между июнем и ноябрем 2000 года Muse отыграла примерно на сорока фестивалях по всему миру, следуя за солнцем. Число кажется нереальным, но в конце девяностых сцена пережила невероятный бум: если раньше постоянных фестивалей была буквально горстка – Гластонбери, Рединг, немецкий Rock Am Ring, датский Роскильде и испанский Беникасим, – в то время фестивали решили устраивать, похоже, чуть ли не все уважающие себя европейские города. В одной только Великобритании после того, как злополучный фестиваль Phoenix рассыпался пеплом в 1998 году, вместо него возродился фестиваль на острове Уайт, а также появились V и многочисленные менее значительные мероприятия. Появилась новая стандартная практика: группа благодаря деньгам лейбла колесила по фестивалям в родной стране целое лето; более того, промоутеры разных стран начали согласовывать составы друг с другом, и иной раз на нескольких фестивалях играли одни и те же группы – получалось что-то вроде огромного гастролирующего по Европе фестиваля.
И вот на эту «беговую дорожку» ступили измученные концертами Muse, уже восемнадцать месяцев практически беспрерывно гастролировавшие. Напряжение было уже заметным. Страдала, впрочем, скорее не группа, а техники, не готовые ни к трудным условиям фестивального шоу, ни к возможностям уйти в отрыв, которых на фестивале обычно куда больше. Позже Мэтт вспоминал, как видел голого со спины Дома, бежавшего куда-то по проходу, и техника, на лице которого сидели две женщины, но когда техники слишком много развлекаются, они начинают косячить на работе, а из-за косяков Мэтт начинает крушить все на сцене…
Технические проблемы с течением лета становились все хуже. Первый этап фестивальных шоу – Rock Am Ring, Pink Pop (Голландия), Хультсфред (Швеция) и Heineken Jammin (Италия) – прошел довольно гладко, но вот на следующей неделе, на разогреве перед Гластонбери в «Ривьера-Центре» (Торки), у Мэтта начались проблемы с гитарой, и он начал бить ею по усилителю и барабанной установке, а Крис отправился на краудсерфинг, не прекращая играть конечный рифф Ashamed, чтобы обломки не угодили в него. На фестивале Highfield в немецком Хохенфельдене (хедлайнером в том году был Бек) радость от 45-минутной очереди за их автографами оказалась подмочена выступлением, на котором во время последней песни (Agitated) Мэтт пихнул свой усилитель в сторону Криса и снова прыгнул в барабанную установку (неплохая демонстрация рок-н-ролльной маниакальности для половины третьего пополудни). На Редингском фестивале, где они были пятничными хедлайнерами сцены Radio One