Мушка

Хуже всего было то, что Филиппа и его жену не оставляли в покое даже в Сети. Здесь они тоже всех раздражали. В большей степени он, чем она, но ей труднее было это переносить. В интернете любовь и ненависть достигают апогея, потому что их можно не скрывать. Потому что в глубине монитора все выглядит черно-белым. И анонимным. Он вел блог на крупнейшем русском интернет-портале (писателей там было всего трое, двое русских и третий он, единственный иностранец); так вот, одна женщина из Сибири, страстная почитательница его таланта, просила Филиппа стать крестным отцом ее ребенка, причем у него на родине, в одном из монастырей. Другая умоляла дать ей возможность позавтракать с его женой-художницей. Но гораздо чаще супруги получали оскорбительные письма; иногда в блогах и на форумах им встречались высказывания, рассчитанные на то, чтобы поссорить их, к примеру, что «ее картины лучше, чем его» или что все, что она делает, «не имеет никакого отношения к искусству», и поэтому ее обходят наградами все жюри женских художественных конкурсов. Он отмахивается от подобных суждений и говорит, что ее картины написаны женскими красками. Художественная общественность еще не доросла до понимания таких вещей. Особенно специалисты. А вот широкая публика это чувствует. Что уже немало.

Об одной из выставок ее работ, которые были проданы еще до того, как на них высохла краска, критики не проронили буквально ни звука. Тогда Ферета сказала мужу:

— Еще немного, и в культурном пространстве этой страны для нас с тобой не останется места. С той лишь разницей, что тебя они из него вычеркнут, а меня в него так и не вписали. И не впишут. Я серьезно обдумываю вопрос, а не уехать ли отсюда. Что мне здесь делать?

Тогда, чтобы утешить ее, Филипп подарил ей карандаш.

— Это плотницкий карандаш, он достался мне от отца, и я ни разу им не воспользовался. Как видишь, он не заточен. Отец сказал, что карандаш волшебный и каждый, кто станет им рисовать, будет рисовать лучше того, кто сделал этот подарок. Дарю тебе этот карандаш и желаю, чтобы ты рисовала лучше, чем я…

Ферета улыбнулась и поставила его в свой кобальтовый стакан для карандашей.

Было начало мая. В необычной для этого времени года жаре пьяняще пахли чаем липы; муж и жена сидели у себя дома, всматриваясь в запахи. Он думал о том, как перенести тот или иной аромат на холст, а она поливала цветы намагниченной водой и вспоминала, как они познакомились.

Произошло это при крайне необычных обстоятельствах. Ферета рано стала красавицей, еще девочкой. Так с тех пор красавицей и оставалась. Она носила молитвенное колечко-четки, которое поворачивалось внутри другого кольца, надетого на палец, и искусственную родинку-мушку рядом с улыбкой, которая была ей очень к лицу. Еще когда она училась в школе, на стене ее дома появилась надпись — граффити:

Ферета, мы любим тебя!

Она записывала свои сны, и вот одна из таких записей: «Мне часто снится, что я летаю. То же самое снится и большинству моих подруг. Но я летаю не в пространстве, а во времени. В самом обычном потоке времени. Но, перемещаясь в этом потоке, я иногда попадаю на распутье. Куда дальше? Этот вопрос возникает у меня во сне, и я просыпаюсь от страха, правильную ли дорогу выбрала…»

У Фереты была дочь по имени Гея от предыдущего брака. Беременная Геей, Ферета на восьмом месяце решила расстаться со своим мужем, вполне преуспевающим человеком, который никогда даже не помышлял о разводе. Она родила и растила дочку сама. Без помощи мужа, хотя Гея была и его ребенком. Ферета была образцовой матерью, все это знали. Тем не менее, когда дочери исполнилось пять лет, Ферета почувствовала, что оказалась в безвыходной ситуации. Она хотела, как и раньше, заниматься живописью, но сознавала, что нельзя одновременно быть хорошей матерью и художником, ведущим богемную жизнь. По крайней мере, в ее случае. Она не находила себе места и не понимала, что и как делать дальше. Был здесь и еще один, для Фереты весьма важный момент, который остался для окружающих тайной. До конца так никто и не понял, то ли она пришла к выводу, что у нее не осталось сил заниматься ребенком в одиночку (а возвращаться к мужу ей не хотелось), то ли неожиданно возникло еще какое-то соображение, например, что ребенку лучше будет не с матерью, а с отцом. А может, у нее обнаружилась какая-то редкая болезнь, которой могла заразиться девочка. Ну разумеется, не стоит сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что примерно в это же время Ферета встретилась с Филиппом Рубором, и скорее всего именно из-за него поступила так же, как и Елена Троянская, воспетая греческой поэтессой Сапфо. Сапфо писала, что ради любви Елена «оставила родителей своих и дитя свое».