Мушка

– Хейли?

Молчание, потом Хейли сказал:

– Отвечай, приятель. Скис?

Демпси постарался говорить предельно бесстрастным тоном:

– Относительно.

– Ты что, не можешь ответить по-человечески?

Демпси сказал: ну да, скис; какое это имеет значение, черт возьми?

– А с глазом не полегчало?

– Да вроде нет.

Демпси услышал в трубке приглушенный шум транспорта.

– Ты где?

– Что, еще хуже стало?

– Немного, возможно. Я не знаю. Чего тебе надо?

– Да ничего. Я… я просто хотел узнать, как ты. Ну ладно, у меня дела.

Хейли повесил трубку.

Взбешенный, Демпси набрал номер Хейли – выяснить, какого черта он звонил, но Хейли либо не хотел отвечать, либо отключил телефон. Он попробовал позвонить в полицейский участок. Дежурный сержант сказал, что Хейли до сих пор в отпуске по болезни. Демпси накрыл телефон подушкой и несколько минут сидел неподвижно, пытаясь справиться с сердцебиением. У него ехала крыша, у Хейли ехала крыша. Но Пинеро относился ко всему спокойно. Черт, ему даже нравилось все происходящее. Каждый раз, оказываясь перед телекамерами, он держался так, словно прошел по списку в Конгресс. Поскольку Лара был его земляком из Форт-Вашингтона, он получил своего рода отпущение грехов от прессы и горожан, которые поливали грязью Хейли и Демпси. Если бы они знали Пинеро, подумал Демпси, если бы провели с ним хотя бы пятнадцать минут в баре или на дежурстве – в любом месте, где он показал бы себя в истинном свете, – они были бы не так снисходительны к нему.

Небо над Бруклином смахивало на черно-серое месиво на дне пепельницы. Хлесткие струи дождя со снегом поливали окна, застилали дома и голые деревья. Демпси не был голоден, но решил, что поесть все-таки стоит. Он спустился вниз с намерением проглотить пару сэндвичей со свининой в кубинском ресторанчике на Седьмой авеню, но потом передумал, купил дюжину пирожков и поехал на Манхэттен. Он угостит ребят в дежурке, поболтается там немного… это настроит его на другой лад. Но припарковавшись напротив участка, он остался сидеть в машине, слушая Боба Марли и глядя на людей в форме, входящих в двери и выходящих на улицу. Он чувствовал себя неуютно в такой близости от сослуживцев, будто был отделен от них незримой стеной. Он полез в карман куртки за таблеткой.

Стук в окно.

Демпси вздрогнул и увидел Пинеро, который заглядывал в машину, наклонившись и придерживая поднятый воротник пальто. Пинеро покрутил рукой в воздухе: просил опустить стекло, а когда Демпси приоткрыл окно, сердито спросил:

– Какого черта ты опять приперся?

– Просто сижу, – сказал Демпси.

– Господи, Билли! – Покачав головой, Пинеро обошел машину спереди и грузно уселся на пассажирское сиденье, принеся с собой запах сигар и лосьона после бритья. Он на два дюйма ниже Демпси и всего фунтов на тридцать тяжелее, но тем не менее Демпси почувствовал себя пигмеем, прижатым к дверце, словно Пинеро являлся воплощением некой грозной, непреодолимой силы. У него были волнистые блестящие волосы, как у фарфоровой статуэтки. – Сидишь здесь как зомби. Слушаешь эту дрянь. – Пинеро выключил радио. – Ставишь меня в дурацкое положение. – Пинеро заметил пакет с пирожками на сиденье, заглянул в него и взял один, разломил пополам, откусил и начал жевать, пристально глядя на Демпси. – Отправляйся домой, Билли.

– Я думал, ребята… – Демпси неопределенно помахал рукой над пакетом. – Может, они захотят перекусить.

– Ты что, служба доставки? Я сам отнесу. – Пинеро положил пакет на колени. – Отправляйся домой. Приведи себя в порядок.

Он откусил еще кусок, медленно двигая челюстями. Под его пристальным взглядом Демпси накалялся, словно в микроволновке, закипая негодованием.

– Я не понимаю, – сказал Демпси. – Такое впечатление, будто ты в восторге от всей этой истории. Будто убийство придурка, размахивавшего своим мобильником, дало тебе возможность…

– Придержи язык!

– … очутиться перед камерами!

– Придержи язык, приятель! Не притворяйся, будто ты не знаешь, каково мне! – Пинеро швырнул пакет с булочками в приборную доску. – Если я не бьюсь в истерике, как вы с Хейли, это вовсе не значит, что мне все до лампочки!

– Да уж, по тебе видно, как ты подавлен!

– С Ларой вышла ошибка. Это неприятно, но что теперь?

– Хороша ошибка. Его, наверное, в целлофане хоронили: столько дырок ты в нем наделал.

– Ты тоже стрелял, Билли.

– Я думал, ты разглядел пистолет, приятель! Разглядел пистолет, черт возьми!

Пинеро скорчил гримасу и протянул плаксивым детским голосом:

– «Я думал, ты разглядел пистолет». Господи! Какие сопли! Мастер кунфу! Крутой коп! Вся эта шушера с телевидения… Ты позволяешь им давить на психику. Думаешь их разжалобить. Со мной такого не случится, дружище. Потому что я поставил точку.

– Врешь!