Мушкетёр Её Высочества (СИ)

Они поцеловались, позабыв, где находятся, и только крик Мавры прервале их прострацию.

— Лизз! Где ты? — кричала она, вспугнув стайку птиц из близлежащего куста.

— Пойдём, нас ждут, — прошептала на ухо Елизавета, и поднялась на ноги.

— Иду! — крикнула она что есть силы и побежала, оставив Жан-Анри одного. Когда он подошёл к ботику, все его ожидали и он, под пытливыми взглядами, сел, прислонившись к борту и глядя в воду. Елизавета шепталась с Маврой и изредка хихикала, бросая быстрые взгляды на Жан-Анри.

Когда они расстались перед Зимним дворцом, Елизавета ему шепнула на прощанье: «Завтра вечером увидимся, на нашем месте». Жан-Анри, не помня себя и дороги домой, добрался до своих апартаментов и, не раздеваясь, завалился на диван, как мальчишка, сочиняя стихи в честь своей возлюбленной.

В тот же вечер, поле пятиминутного разговора с принцессой Анной, государиня вызвала посыльным светлейшего князя Меншикова, а сама заперлась в комнате Елизаветы и долго с ней говорила. После прибытия Александра Даниловича была вызвана Мавра, которую долго пытали в кабинете у императрицы, откуда она выскочила зарёванная и в расстроенных чувствах.

— Не беспокойся, матушка, дело поправимое, — сказал светлейший князь, успокаивая государыню. Заверив императрицу, что сделает всё нужное сам, светлейший князь Меншиков вызвал Петра Апостола, с которым прибыл в Зимний дворец, и сказал:

— Пиши, Петя!

«Ивану Андреевичу Моризо надлежит в двадцать четыре часа покинуть Санкт-Петербург, а при неисполнении оного посадить в Петропавловскую крепость».

Елизавета, предупреждённая Маврой, слушала у дверей, нервно ломая руки, понимая, что ничего изменить не в состоянии. Она спряталась в соседнем кабинете, рассматривая коридор через щель в двери. Когда от из кабинета матери вышел Пётр Апостол, она затянула его в темный кабинет и возбуждённо зашептала:

— Петенька, ты идёшь к нему? — увидев, что Апостол молчит, она нервно зашептала: — Можешь не говорить, я знаю. У меня только одна просьба, передай ему это колечко и скажи, что я его люблю, и буду ждать.

Петя молчал, с удивлением глядя на перстень, который он ей подарил, и который она собралась отдать Моризо. Елизавета сунула перстень ему в руку и, чмокнув его в щеку, сказала: — Спасибо, Петя!

Она выскользнула из комнаты, и, когда Апостол вышел, её уже не было в коридоре. Вздохнув, Апостол с тяжёлой душой отправился к дому Жан-Анри Моризо. Встретивший его слуга Моризо, Еремей, просил подождать и вскоре появился немного надменный Моризо.

Апостол кивнул головой и молчаливо подал ему бумагу. Жан-Анри тут же её прочитал и его лицо непроизвольно дёрнулось.

— Благодарю, — холодно сказал он, и повернулся, чтобы уйти.

— Вам просили передать, — сказал Апостол, протягивая перстень. Жан-Анри стушевался и, взяв в перстень, спрятал его в карман, точно боялся, что кто-то его похитит.

— Вы можете передать письмо? — спросил он и его взгляд, потерявший всякую надменность, задрожал от влаги. Апостол кивнул и Жан-Анри пригласил:

— Проходите, я сейчас.

Он стал за конторку и быстро написать письмо, но, не закончив, скомкал его и выбросил в угол.

— Я подожду, — успокоил его Апостол.

Шагая назад, он придерживал через платье письмо, понимая, что его нужно передать как можно раньше. В Зимнем дворце он спросил светлейшего, и Апостолу сказали, что он может найти его у Её Величества. Апостол отправился в покои Елизаветы, где нашёл её заплаканную и в расстроенных чувствах. Отдав ей письмо, он сразу же удалился, чтобы не вызывать подозрений.

Жан-Анри написал письмо Шенстроу и просил исполнять обязанности его представителя в Росии. Тем же письмом он просил содержать его дом в порядке под присмотром Еремея и его жены, Акулины. Закончив письмо, Жан-Анри вышел на улицу и прошёлся вдоль неё, разминая ноги и плечи.

Грустные мысли о Елизавете не покидали его, но глаз успел заметить мелькнувшую в полутьме сталь. Какой-то человек собирался его ударить ножом, но Жан-Анри легко отступил в сторону и, дав ускорение нападавшему, со всего маху отправил его головой в стенку. Судя по удару, нападающий получил сполна и если не уберётся до утра, то его подберут приставы генерал-полицмейстера Девиера.

Когда первый луч солнца коснулся адмиралтейской стрелы, освещая горящий золотом парусник, Жан-Анри Моризо поднимался на английский фрегат, снимающийся с якоря, капитан которого любезно согласился предоставить ему каюту.

Опираясь на борт фрегата, Жан-Анри до боли в глазах рассматривал Зимний дворец, весь опутанный лесами, пытаясь узнать, в каком окне может мелькнуть белокурая голова его любимой.

Елизавета, стоя у окна, ослеплённая солнцем, не видела корабля, покидающего Санкт-Петербург, тем более что её глаза остановились на листе бумаги, перечитанном сотню раз:

«Любимая!