Мушкетер и фея и другие истории из жизни Джонни Воробьева

— Он, наверно, замечательный, — откликнулся Джонни. — Только зачем он мне?

— Разве ты не собираешь марки? — удивилась Катя.

Джонни считал собирание марок занятием легкомысленным и бесполезным. Он хотел примерно так и ответить, но спохватился.

— А ты собираешь?

— Конечно! Я всякие собираю: про зверей, про цветы, про знаменитых людей. Наши и заграничные. У меня больше тысячи.

— Тогда бери! — радостно сказал Джонни.

— Ну что ты! Это же твоя награда…

— Зачем мне такая бесполезная награда? А тебе пригодится.

Катя посмотрела на Джонни, на альбом, потом опять на Джонни. Вздохнула и покачала головой.

— Нет, я так не могу.

— Но почему? — отчаянно спросил Джонни.

— Ну… Не знаю… Давай меняться на что-нибудь!

— Давай! — обрадовался Джонни. — Хоть на что!

— Ты что-нибудь собираешь?

— Автомобильчики. Знаешь, такие модельки. У них мотор и багажник открываются.

— А какие автомобильчики? Современные или старинные?

— Всякие, — соврал Джонни. Старинных у него не было.

— У меня есть один, — обрадовалась Катя. — Смешной такой, на коляску похож. На них еще до революции ездили. Меняем?

— Давай… А как?

— Очень просто. Пойдем сейчас ко мне, и посмотришь. Если хочешь…

«Конечно, хочу!» — едва не завопил Джонни. Но помолчал секунду и сдержанно сказал:

— Пойдем.

Был такой прекрасный весенний день, что даже серые заборы казались разноцветными. Солнце припекало. У Дома пионеров на широком асфальте девчонки и два первоклассника расчертили классы и прыгали, скинув пальто и куртки. Катя и Джонни обошли их, чтобы не мешать, и зашагали к новым домам. Джонни нес шляпу в опущенной руке, и пышные перья чиркали по сверкающим лужицам. Но он не обращал внимания. Он сбоку поглядывал на Катю.

Катя посмотрела вверх, на маленькие пушистые облака, и вдруг сказала:

— Ты, наверно, не поверишь, но я, честное слово, вчера видела на солнцепеке настоящую живую бабочку.

— Что ты, я верю! — торопливо сказал Джонни.

— Жаль только, если она замерзнет ночью.

— Может, не замерзнет, — откликнулся Джонни. — Может, залетит куда-нибудь в тепло и переночует. И дождется, когда не будет холода.

Им одинаково хотелось, чтобы ранняя смелая бабочка дождалась настоящей весны. Они это чувствовали. И было приятно вдвоем тревожиться об одном и том же.

— Ты в какой школе учишься? — спросил Джонни.

— В пятой.

— А почему не в нашей, не во второй? Она ближе.

— Мама не хочет.

«Странная мама», — подумал Джонни. Но тут же забыл об этом, потому что Катя спросила:

— Хороший был праздник, верно?

— Хороший, — согласился Джонни. — Жаль, что быстро кончился.

— Ты здорово стихи читал, — сказала Катя.

— Это один мой друг из восьмого класса написал, — слегка прихвастнул Джонни. — Он как настоящий поэт стихи сочиняет. Особенно про любовь…

Потом они целый квартал шли молча, но это было не трудное молчание. Просто шли, поглядывали друг на друга и улыбались.

Наконец оказались у двенадцатиэтажного дома.

— Лифт не работает, — вздохнула Катя. — Придется топать на восьмой этаж.

— Дотопаем, — бодро сказал Джонни.

Они зашагали по лестнице, и перья Джонниной шляпы оставляли на ступеньках влажные полоски.

— Смотри, они мокрые, — сказала Катя. — Вдруг испортятся?

— Ну и пусть. Все равно карнавал кончился.

— Но он же не последний.

— А у меня другой костюм есть, — признался Джонни. — Буратино… Вот если я его в следующий раз надену, окажется, что мы из одной книжки. Ага?

Катя улыбнулась и кивнула.

— Да нет… — вдруг огорчился Джонни. — У тебя же есть знакомый Буратино. Который сегодня…

— А, это Вовка, — весело сказала Катя. — Мой двоюродный брат.

«Сколько у нее двоюродных братьев?» — подумал Джонни, вспомнив Тимофея.

— Мы его можем пуделем Артемоном нарядить, — предложила Катя. — У него собачья маска есть, и он здорово умеет тявкать.

Такой вариант вполне устраивал Джонни.

— А знаешь, — вдруг сказала Катя, — у меня Мальвинин костюм случайно получился. Я хотела быть Золушкой, но недавно, когда стирала, уронила в синьку мамин парик… Сперва она не знала, а через несколько дней увидела. Представляешь, какой был скандал?

— Представляю, — посочувствовал Джонни. — У моей двоюродной сестры есть парик, и она над ним трясется, как над любимой кошкой.

— Мама не тряслась, это был старый парик. Но она, оказывается, в этот день пообещала его какому-то мальчику в своем классе. Тоже для костюма…

Джонни не дрогнул. А если у него внутри и вздрогнуло что-то, он не подал вида. Они стояли уже на площадке восьмого этажа, перед дверью, и Джонни не сделал ни полшажочка назад. Он только тихо спросил:

— Катя, как зовут твою маму?

Но Катя не успела ответить. После короткого звонка сразу открылась дверь, и Катина мама изумленно глянула на гостя.

— Это Женя Воробьев, — сообщила Катя. — Мы познакомились на празднике. Мамочка, мы хотим есть…

И тогда Джонни улыбнулся. Может быть, у него была слегка растерянная улыбка, но никто из посторонних не мог бы это заметить. Может быть, чуть виноватая была улыбка, но про это знал только сам Джонни.

Он улыбнулся и сообщил:

— Здравствуйте. Я пришел сказать, что уже не сержусь.

ШЛЕМ ВИТЯЗЯ