Мушкетер и фея и другие истории из жизни Джонни Воробьева

— Знаю, что понимаешь. Только бывает, что разговорится человек с друзьями о жизни, захочет поделиться и не выдержит, сболтнет незаметно.

Джонни прикинул: с кем бы это он мог так разболтаться? И спросил хмуро:

— С кем, например?

— Ну… — Борис Иванович улыбнулся. — Например, с Катей Зарецкой.

— Вот уж!.. — вспыхнул Джонни.

— А что? Вы же такие друзья. Разве нет?

Джонни помолчал. Потом сказал, глядя под ноги:

— Не знаю…

— Да? Ну, извини… Кажется, я вторгся в личные дела.

— Да вторгайтесь, пожалуйста, — тихо сказал Джонни. — Только я правда не знаю.

Мама сердилась. Они с отцом пришли на обед, а сын болтается неизвестно где вместо того чтобы разогреть суп и сходить за хлебом…

— Где ты был? У вас четыре урока…

— Сбор проводил у третьеклассников. Потом еще с директором беседовали.

— Господи… Что ты опять натворил?

Джонни обиделся:

— Сразу «натворил»! Просто так разговаривали, по-хорошему.

— О чем это можно по-хорошему разговаривать с директором школы?

— О жизни, — веско сказал Джонни. — Разве директор не человек?

— Он-то человек… — многозначительно произнес папа.

— «Не то что ты, дорогой Евгений», — закончил фразу Джонни.

— Именно… Я имел беседу с вашей учительницей математики. Что это за трюк с пирамидами?

— С ума сойти! Этими пирамидами меня будут изводить до пенсии. Даже собственные родители…

— Дело не в родителях, а в учительнице…

— Я же перед ней извинился!

— Она говорит: «Он извинился так, будто сделал большое одолжение».

— Мне что было, голову песком посыпать?

— Голову посыпали не песком, а пеплом, — назидательно сказал отец. — И не в знак раскаяния, а в знак траура. Не трогай древние обычаи, если ты такой невежда.

— Почему это невежа?

— Я сказал «не-веж-да». Значит, ужасно необразованный.

Джонни оскорбился:

— То ругаетесь, что меня от книжек не оторвешь, то необразованный…

— Смотря какие книжки, — заметила мама. — Ты читаешь всякую фантастическую дребедень. А надо читать классику.

— Классику я тоже читаю, — сказал Джонни, устраиваясь за столом.

— Вымой руки, читатель!

— Я уже мыл… Я недавно «Петра Первого» прочитал.

— «Петра» ты осилил, потому что там пахнет приключениями, — проницательно заметил отец.

— А Пушкин? Тоже приключения?

— Конечно. «Дубровский», «Пиковая дама»…

— Я и «Евгения Онегина» читал.

— Всего? — недоверчиво спросил отец.

— Угу, — жуя горбушку, ответствовал Джонни. — Интересно стало: он Евгений и я…

— Ах, ну если с этих позиций…

Мама спросила издалека, от газовой плиты:

— И что же ты там понял?

— То, что они оба болваны, — сообщил Джонни.

— Что-о? — сказала мама и уронила поварешку в горячую кастрюлю.

— Кто?! — сказал папа.

— Онегин и Ленский. Вздумали стрелять друг друга из-за такой бестолковой девицы… Это, значит, нам с Алхимиком тоже надо было дуэль устраивать?

Клей «Собачья преданность»

Никаких дуэлей у них не было, и отношения оставались вполне приятельские. Алхимик был парень деловой и надежный. Серьезный. И сейчас Джонни собирался к нему, чтобы клеить головы Горыныча. До сих пор это не получалось: упругие картонные выкройки разъезжались, канцелярский клей и мучной клейстер их не держали, эмульсия ПВА была лучше, но она тоже срабатывала не сразу. Место склейки надо было прижимать, а как сунешь под пресс драконью башку размером с бочонок?

Но вчера Алхимик сказал, что изобрел новый клей. Он схватывает сразу и намертво.

Это оказалось правдой. Когда Джонни пришел к Алхимику, тот клеил для третьеклассников шляпы-пирамиды. Вся работа занимала полминуты: ножницами — щелк-щелк, железной линейкой по линии сгиба — ж-жик, кисточкой по краям — р-раз! Согнул шапку, хлопнул по ней — готово!

— Держит, как электросварка, — похвастался Мишка Панин. Он и Димка Васильков уже сидели в новых шляпах. Еще двое мальчишек и третьеклассница Муравейкина ждали, когда Алхимик смастерит.

— Сделай и мне, — попросил Джонни. — Старая развалилась. А я привык, не могу без нее домашние задания делать, мозги выключаются.

— Неужели эти штуки по правде помогают? — усомнился Вовка Алхимик.

— У нас успеваемость на четыре процента повысилась, — похвастался Мишка. — Инна Матвеевна говорила.

— Только она говорила, что не из-за пирамид, а потому что Джонни стал наш вожатый, — уточнила Муравейкина.

— Это она в классе говорила, — подал голос робкий Дима Васильков. — А Катьке своей сказала, что, может быть, и пирамиды помогли. Потому что внушение получается. Как гипноз.

— Ну, если гипноз, тогда ладно, — сказал Алхимик. «Гипноз» — это было научно, а в науку он верил беззаветно.

А Джонни, услыхав про Катьку, насупился. Вчера у него с Катькой было очередное решительное объяснение. Джонни сказал, что, если она по уши втюрилась в Алхимика, это ее личное дело. Ему, Джонни, на это наплевать (к тому же Алхимик парень вполне подходящий). Но почему при этом Катька шарахается от друзей? Например, от него, от Джонни? Он просто пришел к Инне Матвеевне (а даже и не к Катьке), чтобы договориться о репетиции, а она, Катька, смотрит на него, будто он сейчас начнет объясняться в любви…