Мушкетер и Фея. Повести

— Вот еще! — сказал Джонни. Снял варежку и потрогал здоровую ссадину на подбородке.

— Вставай, — сказала девочка. — Еще простудишься. Или ты не можешь встать?

— Вот еще… — сказал Джонни и вскочил.

— Какая царапина, — с уважением сказала девочка, глядя ему на подбородок. — Больно?

Джонни сердито мотнул головой. В голове загудело.

— Хочешь, зайдем смажем йодом, — будто знакомому предложила девочка.

— Вот еще, — пробормотал Джонни, с отчаянием чувствуя, что лишь два эти дурацких слова остались в голове, а остальные куда-то выскочили.

Девочка слегка улыбнулась:

— Ну смотри, — сказала она.

А он что? Он смотрел! Потому что свет из окна как раз падал на нее. На ее глаза. Такие синие были глаза, просто с ума сойти! Джонни с ума не сошел, но немного все же поглупел. Поэтому стоял и молчал. И думал, что лицо у нее какое-то совсем необыкновенное. Вернее, даже не думал, а чувствовал. Вроде бы ничего особенного — кудряшки да вздернутый нос. Да царапина над верхней губой. Но глаза — как синие фонарики. Теплые такие, и веселые огоньки в них…

— Ну, пока… — сказала девочка и пошла.

«Вот еще», — чуть не сказал Джонни, но прикусил язык и закашлялся.

Она уходила, а он стоял как полено и ругал себя за глупость. Ну почему не согласился пойти с ней и смазать ссадину? Они бы познакомились! Он бы знал, где она живет! Может, еще пришел бы…

Девочка была уже далеко. Джонни вздохнул и пошел следом. Конечно, если бы ему сказали, что он влюбился, он бы дал этому нахалу! Но… что-то же случилось, раз он брел следом за незнакомкой, хотя подбородок болел, а в голове гудело.

Через два квартала девочка свернула в калитку у одноэтажного дома с большими окнами. Перед окнами стояли заснеженные кусты рябины, и ничего нельзя было различить. Только свет пробивался через ветки — уютный и теплый.

Несколько минут Джонни печально топтался на тротуаре. Потом он услышал музыку.

Джонни и раньше любил музыку. Только не всякую. Ему нравились марши для духового оркестра, а на разные там скрипки и рояли он как-то не обращал внимания. Но эта музыка была особенная. Словно на тонкое стекло осторожно посыпались граненые стеклянные шарики. Они катились, и от них рассыпались искры и радужные зайчики. Потом шарики стали падать реже, музыка сделалась задумчивая, тихая совсем. И Джонни вспомнил, как прошлым летом он поздно вечером встречал на вокзале маму, один-одинешенек. Папа был в командировке. Вера на концерте, а мама вернулась из Москвы, и должен же был кто-то ее встретить. И она тогда так обрадовалась, тихонько засмеялась, и они неторопливо пошли домой, а ночь была светлая и очень теплая… И вот теперь Джонни будто снова шел с мамой, только рядом была и эта девочка…

Музыка кончилась. Джонни постоял еще. Потом у него замерзли в варежках кончики пальцев, и он побрел домой. У него было тихое настроение. Даже если бы Шпуня встретился, Джонни прошел бы мимо.

…Потом Джонни снова приходил к этому дому. Девочку он не видел, зато музыка была каждый вечер. Все та же. Джонни вставал за большой тополь и слушал. Он уже выучил наизусть знакомую мелодию, но она ему ни капельки не надоела. Джонни слушал и представлял, как девочка сидит у пианино, а пальцы ее ласково трогают белые клавиши. И думал, что когда-нибудь выйдет же она из калитки. И тогда… Что тогда, Джонни не очень знал. Но на всякий случай он каждый день расцарапывал ссадину на подбородке, чтобы подольше не заживала.

Но музыка кончалась, а девочка не выходила. Ссадина в конце концов зажила. Казалось бы, пора забыть случайную встречу. Но мелодия продолжала звучать в душе у Джонни, и он все так же ходил к знакомому дому.

Даже книга «Три мушкетера», которую дал Серега Волошин, не отвлекала Джонни от мыслей о незнакомке. Даже заботы о мушкетерском костюме для праздника и те не отвлекли.

И сегодня Джонни снова пошел туда, где мягко светились окна и звучали стеклянные клавиши. Он стоял за тополем, и ему казалось, что по звонкой мостовой стеклянными копытами постукивают белые кони. Это едет в карете принцесса с темными кудряшками и синими глазами. Едет-едет… и вдруг из темных переулков выскакивают кардинальские шпионы во главе с Толькой Самохиным и Шпуней. Они хватают лошадей под уздцы, сбрасывают на землю кучера и слуг. Рвут дверцу кареты… Все ясно. Пора! Джонни поддергивает отвороты на ботфортах и выходит на середину мостовой. Правой рукой вынимает шпагу, левой достает из-за пояса длинный пистолет.

«Эй, монсеньоры Самоха и Шпуня! Вы умеете воевать только с женщинами?»

А дальше… Дальше все понятно. Жаль только, что это не по правде. Жаль, что она не видит его в мушкетерском костюме…

Шляпу Джонни склеил сам. Из картона. А мама обтянула ее серым блестящим шелком от подкладки старого пальто. Джонни насобирал, где только мог, разных перьев, навязал их на изогнутую проволоку, и получился пышный хвост для шляпы, который называется «плюмаж».