Мушкетер и фея

Катька сказала, что он балбес. Ни в кого она ни вот настолечко не втюрилась (это во-первых), а смотрит она так потому, что у нее смертельно болит голова (это во-вторых).

"Ах, у меня смертельно болит голова", – томно повторил Джонни и сказал, что так говорят лишь капризные дамы вроде Викиной тетушки Нины Валерьевны.

Катя сказала, что он законченный нахал и что все нынешние мальчишки совершенно не умеют себя вести с женщинами.

Джонни разъяснил, что она еще не женщина, а просто девчонка. То есть сплошное недоразумение. По-немецки, например, девчонка даже не женского, а среднего рода: "дас мэдхен".

Катька прищурилась, как в прежние хорошие времена. И сказала, что ответит сейчас по-японски. И потерла левой рукой ребро правой ладони.

Она две недели по самоучителю занималась каратэ и считала себя большим специалистом.

Джонни сообщил, что японских фокусов он не изучал, но может по-русски – сзади коленом.

Катька прикинула глазом расстояние до Джонни.

Джонни напомнил, что у нее "смертельно болит голова".

Катька сказала, что это ничего.

Тут вошла Инна Матвеевна и велела садиться за стол. За чаем Джонни и Катька слегка помирились, но досада в Джонниной душе осталась.

Сейчас, у Алхимика, чтобы эту досаду никто не заметил, Джонни торопливо проговорил:

– Сделай еще одну шляпу, для Юрика Молчанова. Он тоже обещал прийти.

– Он в больницу пошел, – сказал Панин.

– Опять, что ли, заболел?

– Да нет, на проверку какую-то…

– Все равно склей, – сказал Джонни Алхимику.

Тот послушался.

Потом взялись за Горыныча. Выкройки драконьих голов были сделаны заранее, сгибы размечены. Через пятнадцать минут первая башка красовалась на столе среди химических склянок, паяльников и банок с разноцветными смесями.

– Ох и страшилище! – восхитилась Вероника Муравейкина. – А когда раскрасим, совсем красавец станет.

– Это Виктория эскиз делала, – объяснил Джонни, – моя соседка. Она – талант, в художественный институт собирается. А Серега Волошин в своем литературном кружке пьесу про Горыныча переписывает. Чтобы не такая глупая была…

– Ох и друзей у тебя, – с почтением сказала Вероника. – Целый город!

А ее одноклассник Владик Пистолетов по прозвищу Наган (хотя наган это вовсе не пистолет, а револьвер) громким шепотом сказал:

– Ой…

Никто сперва не понял, почему "ой". Наган был человек веселый, круглолицый, с рыжеватыми торчащими волосами. Но теперь он вроде бы похудел, а волосы печально полегли.

– Встать не могу, – жалобно сказал Владик. – Наверно, на стуле клей был.

Алхимик бросился к нему, поднял за плечи. Легонький гнутый стул оторвался от пола и повис за спиной у Нагана. То есть даже не за спиной…

– Теперь все, – деловито сказал Алхимик. – Дело мертвое. Этот клей называется "Собачья преданность".

– Почему? – спросил приятель Нагана Саня Чибисов.

– Потому что вечный и самый крепкий. Как собачья верность. Собака хозяина ни за что не бросит, пусть он хоть какой. Хоть двоечник, хоть кто… Она не спрашивает. Привязалась навеки, вот и все…

И Алхимик вздохнул. Другие тоже из вежливости вздохнули. Все знали, что у Вовки Алхимика мечта – завести преданную собаку. Но он не мог себе это позволить. Собака требует забот, а Вовка всю свою жизнь посвятил научным открытиям.

– Мне такая преданность зачем? – отчаянно спросил Наган. – Мне так и ходить, что ли, с этим стулом дурацким?

Алхимик сказал, что стул можно разломать и оставить только фанерное сиденье. Оно не тяжелое.

– Балда, – уныло проговорил Наган и, кажется, подумал: не зареветь ли?

– Мне за штаны дома знаешь что будет? Они же школьные.

У Алхимика иногда в самые неподходящие моменты прорезался холодный юмор. Алхимик сказал, что, когда объясняешься с родителями, иметь сзади такой щит совсем не лишнее.

Джонни нахмурился. Третьеклассники – его подопечные, и он, как командир, обязан был защищать их от всяческих невзгод.

– Ты вот что, – сказал он Алхимику вполголоса, но решительно. – Давай изобретай какой-нибудь раствор, чтобы эту "преданность" отмачивать.

Алхимик понял наконец, что дело нешуточное.

– Растворитель для маникюрного лака надо. И скипидар… Скипидар есть, а растворителя… – Он развел пятнистыми от химикатов ладонями.

– У Кати Зарецкой есть, – сказала Вероника Муравейкина.

– Да ты что! – возмутился Панин. – Инна Матвеевна сроду маникюр не делала.

– Она не делала, а Катька пробовала, – невозмутимо сообщила Вероника. – Света Головкина рядом с ней живет, она говорила…

– Катька совсем рехнулась, – сказал Вовка Алхимик. – Я ей, дуре, покажу маникюр.

Джонни опять нахмурился. Маникюр – это, конечно, дурь, но какое право Алхимик имеет воспитывать Катьку?.. Однако прежде всего – штаны.

– Панин, дуй к Катьке за лаком, – приказал он. – А ты, Наган, вылазь из штанов, пока насквозь не проклеилось. Тогда совсем худо будет.