Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?

Приехав на улицу Могильщиков, д'Артаньян, даже не поднимаясь в свои комнаты, заглянул в галантерейную лавку господина Бонасье и под благовидным предлогом (пуговица на камзоле оторвалась, пришить бы надо) осведомился, дома ли госпожа Бонасье. Коммерсант, удивленный внезапным появлением давно отсутствовавшего постояльца, ответил, что его жена на работе, в Лувре, а пуговицу, раз уж случилось такое несчастье, может пришить и он. Поблагодарив его за заботу, д'Артаньян сказал, что со своим несчастьем справится, пожалуй, собственными силами, и отбыл в казарму, велев передать госпоже Бонасье привет. Ну то есть это он галантерейщику сказал, что направляется в казарму, а сам вместе с товарищами, неотступно следовавшими за ним, через десять минут уже спешивался у служебного входа в королевский дворец.

На их счастье, в этот день караул во дворце несла рота де Тревиля, вследствие чего друзья беспрепятственно попали в Лувр и, пройдя в покои ее величества Анны Австрийской, постучались в пятую дверь по правую руку в главном коридоре на третьем этаже.

Ждать пришлось не так уж и долго. Пять минут спустя портьера опять отлетела в сторону, и Констанция, вынырнувшая из-за нее, сказала:

— Госпожа ждет гонца, прибывшего от английского парфюмера.

Арамис вскочил на ноги, но, сделав шаг вперед, замер как вкопанный.

— Гонца, прибывшего от английского парфюмера? — переспросил он. — Гонца, прибывшего из Лондона?

— Да, да! — нетерпеливо подтвердила Констанция. — Быстрее, пожалуйста!

Изящный мушкетер растерянно посмотрел на своих товарищей. Портос таращился на него, откровенно не понимая, чем вызвана заминка, д'Артаньян подчеркнуто смотрел в сторону, а Атос подошел к Арамису и, положив руку на плечо, сказал:

— Так надо, Арамис! Королева хочет видеть того, кто побывал в Лондоне.

— Но… — попытался было возразить коренной парижанин, однако Атос еще крепче стиснул его плечо.

— Так надо! Отдайте румяна д'Артаньяну!

Арамис колебался еще мгновение, однако, смирившись, протянул привезенный от герцога Бекингема сверток д'Артаньяну.

— Ступайте, д'Артаньян! — велел Атос. — Не мешкайте!

Лазутчик кивнул и направился за госпожой Бонасье, не вполне понявшей, очевидно, суть этой сцены.

Быстро одолев какие-то коридоры, молниеносно поднявшись по каким-то лестницам и стремительно проскользнув какими-то тайными ходами, д'Артаньян вместе со своей очаровательной проводницей оказался в крохотной полутемной комнатке, сплошь увешанной платьями самых роскошных фасонов и отделки. То была гардеробная королевы.

— Сейчас! — шепнула Констанция, исчезая за дверью, прежде чем молодой человек успел ее остановить.

Оставшись в одиночестве, разведчик осмотрелся в поисках стула или кресла: ноги уже просто не держали его. Ни стула, ни кресла не было, зато в самом углу, зажатая между двумя вешалками, обнаружилась небольшая кушетка. Д'Артаньян сначала присел на нее, а потом и прилег, откинувшись на валик и надеясь не заснуть. Только не закрывать глаза, повторял он как заклинание, главное — не закрывать глаза, умолял он себя, чувствуя, как веки, налившиеся свинцом, против его воли опускаются все ниже и ниже…

Когда нежные пальцы в первый раз коснулись его щеки, псевдогасконец подумал, что это, верно, Жанна д'Арк в очередной раз явилась по его душу. Потом, однако, он вспомнил, что Орлеанская дева является к нему совсем по-другому, не размениваясь на нежности, и вздрогнул, распахнув слипшиеся-таки глаза. Нет, он по-прежнему был в маленькой гардеробной, слабо освещенной пробивавшимися сквозь тяжелые, плотно задернутые гардины лучами солнца. А над ним склонилась женщина, пытавшаяся прогнать его сон тихими, ласковыми взмахами тонких пальцев.

— Констанция!.. — прошептал д'Артаньян, перехватывая тонкое запястье и увлекая женщину к себе.

В смысле — на себя, потому как он так и не поднялся с кушетки, и женщина, понятное дело не устояв на ногах (а кто бы устоял?!), завалилась прямо на него. При этом она ахнула и хотела еще что-то прибавить к своему «ах», но молодой человек, распаленный близостью возлюбленной, пленил ее губы своими, не позволив более проронить ни слова. Нет, д'Артаньян решительно потерял в этот момент голову! Безумный марш-бросок до Лондона и обратно измотал его до полной потери сил, но сейчас, когда его любовь, его мечта, его Констанция обрушилась на него всей своей массой, к которой прибавлялся вес тяжеленного платья на кринолине, усталость разведчика улетучилась словно по мановению волшебной палочки! Не чувствуя ничего, кроме безумного, обжигающего пламени страсти, он ласкал своими сильными пальцами плечи, шею, спину возлюбленной, все сильнее стискивая ее в объятиях. Скользнув рукой к ее груди, он ухватил тонкий шнурочек тугого корсета и, потянув его, распустил узелок…

В эту секунду ему стало окончательно ясно, что его судьба находится в ее руках и даже тот факт, что она иностранка, да еще и женщина низкого происхождения, уже не способен ничего изменить!

— Дорогая моя! Любимая! — прошептал он, на миг разлучив свои губы с ее устами. — Я люблю вас больше жизни!