Мушкетеры. Том 1. Провинциал, о котором заговорил Париж

– Ну, не преувеличивайте, Шарль! В Париже ежедневно случается столько дуэлей со смертельным исходом… А кара постигает виновных в исключительно редких случаях. У вас наверняка найдутся заступники при дворе… И вообще, я не тороплю вас сделать это немедленно. Просто поставьте перед собой такую задачу…

– Непременно, моя радость, непременно, – торопливо заверил д’Артаньян, радуясь некоторой отсрочке.

– В конце-то концов, все может решиться и более естественным образом, – проворковала ему на ушко Луиза. – Бриквиль, как многие брюзги и скряги, пренебрегающие к тому же супружеской постелью, страдает регулярными разлитиями желчи, и лекарь по секрету мне сообщил, что следующий удар может оказаться роковым…

«Господи Боже и Пресвятая Дева Мария! – взмолился про себя д’Артаньян, не на шутку устрашенный подобной перспективой. – Молю вас: в неизреченной милости вашей пошлите долгие годы жизни де Бриквилю… тому Антуану де Бриквилю, что держит меблированные комнаты на улице Старой Голубятни в Сен-Жерменском предместье… Чтобы уж никакой ошибки не случилось…»

– Вот именно, предоставим все природе и Богу, – сказал он со вздохом облегчения. – В конце концов, разве плохи такие вот отношения? В них есть та поэтическая прелесть, которой уделил столько внимания самый замечательный писатель современности, синьор Боккаччио, автор бессмертного «Декамерона»…

– Возможно, – согласилась Луиза. – Вот только… Мне казалось, что Боккаччио, автор «Декамерона», умер лет триста тому… Впрочем, возможно, это был какой-то другой Боккаччио…

– Черт меня раздери, – сказал д’Артаньян. – Неужели, Луиза, вы читаете романы?

– Хочу вам напомнить, милый Шарль, что я происхожу из старого рода, а значит, учена читать и писать. В конце концов, если мадемуазель де Скюдери, особа безусловно светская, пишет романы, отчего другая особа дворянского происхождения не может романы читать? я читала «Кира Великого», «Клелию», а также «Декамерон», «Амадиса Галльского», стихи господ Маро, Ронсара и Полиде… Конечно, этого недостаточно, чтобы сравниться со столь серьезным знатоком изящной словесности, как вы – а в вас сразу чувствуется таковой, – но и невежественной, смею думать, меня нельзя назвать… Вот вам еще одно мое ценное качество как супруги – вы всегда сможете поговорить со мной о романах и поэзии…

– Это, конечно, достоинство… – растерянно пробормотал д’Артаньян, не на шутку встревоженный тем, что разговор вновь свернул на опасную дорожку. – А что вы читали последнее?

– Увы, последний мой роман остался недочитанным, – печально поведала Луиза, – поскольку ко мне в руки попали лишь полсотни первых страниц без переплета. Но история эта меня крайне заинтересовала, и я охотно одолела бы роман целиком… Написал его испанец по имени Мигель де Сервантес, и повествовалось там о благородном шевалье Дон Кихоте…

– Знавал я в Гаскони одного де Сервантеса, – сказал д’Артаньян. – Правда, звали его не Мигель, а Хорхе-Арандиго-Лусия-Фадрике, и кто-кто, а уж он-то безусловно не мог написать романа, поскольку читать и писать не умел совершенно. Он, видите ли, считал, что подобное умение попросту оскорбительно для знатного идальго и должно оставаться лишь уделом неблагородного народа… Так что это, конечно, не он… Хотя дворянин был безусловно достойный, спесив так, как может быть только испанец, как ни печально признавать подобное гасконцу…

Он спохватился и прикусил язык, чтобы ненароком не проговориться о горничной того, беарнского де Сервантеса: при всей своей неискушенности он вдруг подумал, что Луиза без всякого восторга выслушала бы иные его воспоминания о родных краях…

– И о чем же шла речь в том романе?

– О пылкой любви благородного идальго к простой пастушке, кою он воображал себе принцессой…

«Ну, это в испанском стиле», – подумал д’Артаньян, а вслух, разумеется, сказал:

– Клянусь честью, Луиза, я вам раздобуду этот роман, пусть даже для этого придется обойти всех книготорговцев Парижа…

Он пообещал бы сейчас и Луну с неба – лишь бы только отвлечь свою очаровательную любовницу от совершенно ненужных мыслей касаемо обзаведения новым мужем. «Не по-христиански это, – ханжески сказал себе д’Артаньян, – отнюдь не по-христиански – стремиться к новому супружеству, когда первого мужа еще не унесли черти…»

– Вы меня крайне обяжете, Шарль! – промурлыкала Луиза, и ее голос вдруг исполнился шаловливой загадочности. – А коли уж речь зашла об изящной литературе, не припомните ли вирши господина Ронсара об аленькой маленькой пещерке?

Покраснев в темноте, гасконец, отроду не бравший в руки никаких виршей, подумал, что, кажется, уловил все же ход ее мыслей…

Глава десятая О том, какими терниями порой покрыт путь к изящной словесности