Мускат утешения (ЛП)

Стивен, причесанный, одетый, побритый и напудренный по высочайшим стандартам Киллика, снова передал свою визитку. На этот раз, хотя Ее Превосходительство была занята, его специально попросили подождать. Она освободится через пять минут. Пять минут растянулись до десяти. Открывшаяся дверь выпустила кузена Стивена Джеймса Фитцджеральда — несколько злоупотребляющего мирским священника, формально члена португальского ордена Отцов веры. Кузены посмотрели друг на друга с кошачьей решимостью скрыть удивление, но приветствия и объятия получились душевными. В конце концов, они провели немало счастливых дней, убегая из дома общего двоюродного деда на склоны Галтимора. Они обменялись семейными новостями, пытаясь понять, когда же последний раз виделись. Это тоже было в приемной, но у лиссабонского патриарха. Наконец Джеймс произнес:

— Стивен, прости мою неделикатность, но я слышал, ты собираешься на север в сторону Вуло–Вуло?

— Правда?

— Если так, могу ли я посоветовать тебе быть очень осторожным? Там банда беглецов из «Объединенных ирландцев», ребята суровые — обитают между здешними краями и Ньюкаслом. Некоторые считают, что ты сменил сторону после девяносто восьмого. Тебя видели на палубе английского корабля, который загнал Гофа в Солуэй–Ферт. После того, как его повесили, некоторых его друзей выслали сюда.

— Среди них не может быть никого, кто меня знает. Я всегда был полным противником насилия в Ирландии и порицал восстание. Я просил кузена Эдварда не прибегать к силе. Даже сейчас эмансипация католиков и расторжение союза — парламентскими актами, не более — способны решить вопрос. Но тирания Бонапарта — это нечто новое, во много раз более проработанное и умное. В ее случае сила — единственное лекарство. Я готов любому помочь в его свержении. Так же, и мне это известно, как и ты, и твой орден. Его успех погубит Европу, его помощь губительна для Ирландии. Но я никогда, никогда в жизни не доносил.

Прежде чем отец Фитцджеральд нашелся, что ответить, вошел лакей:

— Доктор Мэтьюрин, сэр, прошу.

— Доктор Мэтьюрин, — приветствовала его миссис Макквайр, — мне очень жаль, что я заставила вас ждать. Бедный полковник Макферсон был со мной в столь тревожном настроении… — она посмотрела так, будто намеревалась еще что–то сказать, но вместо этого попросила Мэтьюрина присесть и продолжила: — Что ж, значит вы путешествовали по бушу. Надеюсь, вам понравилось.

— Исключительно интересный опыт, мэм. Мы выжили благодаря одному умному аборигену и нагрузили осла образцами растений, которые займут нас работой на год вперед и даже больше. Но прежде чем я что–нибудь скажу, позвольте принести мои самые искренние извинения за поведение этих несносных маленьких девочек. Исключительно плохая благодарность за вашу доброту, я краснею от воспоминаний.

— Признаюсь, это совсем меня не удивило. Бедные малышки оказались дикими, словно молодые ястребы. Еще до того, как ошалеть, ударить смотрительницу, разбить окно и слезть по стене дома — как они еще ноги не переломали, не пойму — они заявили, что им не нравится компания девчонок, им лучше с парнями. Может, попробуете еще разок?

— Нет, мэм, хотя от всего сердца благодарен вам. Думаю, не сработает, да и команда корабля воспротивится. Мое решение таково: раз уж я не могу вернуть их на родной остров, теперь опустевший, заверну их в шерстяные вещи и в верхних южных широтах буду держать их в трюме, а в Лондоне передам в руки прекрасной и заботливой женщины, которую знаю долгие годы. У нее гостиница в вольном округе Савой, и в ней восхитительно тепло.

Они поговорили о достоинствах миссис Броуд и о чернокожих, привыкших к лондонскому климату.

— Доктор Мэтьюрин, могу ли я неофициально обсудить с вами текущее несчастливое положение дел? Через несколько дней наконец–то вернется мой муж, и его это расстроит еще больше, чем меня. Хотелось бы хоть немного улучшить обстановку до его возвращения, если смогу. Я знаю, что здесь между флотом и армией всегда существовала вражда — вам ее причины должны быть лучше известны, вы здесь бывали во времена адмирала Блая — но бедный полковник Макферсон новичок, ему все незнакомо. Его очень беспокоит то, что письма возвращаются из–за того, что неверно адресованы. Их содержание он оставляет штатским, но зато строго следует всем формам. Он со слезами на глазах показал мне этот конверт, умоляя подсказать, что хоть в какой–то степени неуместно в обращении.

Стивен покосился на письмо:

— Ну что ж, мэм, думаю, обычно добавляют «ЧП», обращаясь к офицеру, который является членом парламента, не говоря уж о «ЧКО» для того, кто состоит в Королевском обществе, а также «МС», если он еще и магистрат. Но капитан Обри ни в коей мере не формалист. Он в жизни бы не обратил внимание на эти оплошности, если бы его не разгневало злонравие, целенаправленные задержки и отсрочки со стороны определенных официальных лиц. С подобным он уже сталкивался, когда его корабль заходил сюда как раз после размолвки губернатора Блая с мистером Макартуром и сотоварищи.