Мускат утешения

«Довольно эксцентрично, дражайшая моя душа, думать, что почти в последний день нашего плавания все матросы должны питаться будто члены совета графства. Но дело обстоит именно так, и то же самое будет завтра, поскольку кают–компания приглашает Джека и двух мичманов, наверное, на последний обед перед заходом в Сиднейскую бухту. Ветер ожил, и сквозь воск я слышу размерные удары волн о нос корабля. Свежая свинина и суповые черепахи! Они и сами по себе хороши, а после наших очень скромных рационов они, конечно, кажутся гораздо лучше. Ел я жадно, а теперь курю, как сластолюбивый турок. Это наводит на мысль о забавном инциденте прошлых дней — спустился вниз, чтобы пополнить опустевшую коробку для листьев коки, и обнаружил, что крысы сожрали весь мой запас. Пропало все, даже наружные чехлы из промасленной кожи. Некоторое время поведение корабельных крыс (многочисленной команды) служило поводом для обсуждения. Мне теперь очевидно, что они стали рабами коки. Теперь, когда они ее всю съели, когда они ее лишены, вся их кротость, бесстрашие и даже то, что можно было бы назвать любезностью, исчезли. Теперь они — крысы и даже хуже, чем крысы. Они дерутся, они убивают друг друга. Если бы я не сидел с затычками в ушах, то услышал бы их грубые, резкие крики. Пока я еще ни одной не убил, и желания не имею. Но нехватку листьев я тоже ощущаю: ем я чрезмерно, так что глаза вылезают из орбит (кока придает умеренность), курю и наслаждаюсь этим (кока убирает необходимость в табаке), сон уже почти сомкнул мои тупые веки (кока поддерживает тебя безропотно бодрым до полуночной вахты). Надеюсь, что послезавтра мы увидим Сидней — во–первых, во–вторых, в-третьих и так далее до бесконечности, потому что несмотря на гнетущее «нет новостей из дома» я могу услышать вести от тебя, получить новости от ранее пришедшего корабля. И потом, хотя это не заслуживает упоминания на той же странице, какой–нибудь аптекарь или врач может возобновить мой запас, как это было в Стокгольме. Мне должно быть прискорбно дойти до состояния двух животных, которых я вижу, но не слышу в углу за моим табуретом (не слышу, так что их ожесточенная рукопашная схватка по–своему ужасна), но все же человек (по крайней мере, данный конкретный человек) так слаб, что, если невинный лист может его хоть немного защитить — тогда ура невинному листу».

* * *