Мусорная корзина для Алмазной сутры

И накрывала стол: скатерть накрахмаленная, хрустальный графинчик с водкой, тарелки кузнецовские, купленные в комиссионном магазине, стол накрывался идеально. Пироги доставались из духовки — четырехначиночные: один угол грибной, другой мясной, третий рыбный и четвертый овощной. Любой угол отрезай! Это все происходило в гостиной.

Кофе она подавала на веранде.

А в тот осенний ноябрьский вечер Степан своими руками раздвинул их знаменитый дубовый стол, вытащил из буфета тарелки, которые Степан Степанович в качестве почетного водолаза поднял с затонувшего корабля «Женя-Роза» в Новороссийской бухте. Судовладелец Иван Кочергин дал судну имя «Женя-Роза» — в честь жены и дочки.

Сам корабль поднимали понтонами. Такие резиновые штуки громадные подсовывали под днище корабля, а потом надували. И он всплывал.

Тарелки с «Жени-Розы» были очень тяжелые — специально, чтоб не падали со стола во время корабельной качки. И абсолютно белые. Единственным украшением с краешка служил маленький андреевский флаг.

Восьмого ноября Степану Степановичу исполнилось восемьдесят восемь. Празднование этой даты решили соединить с годовщиной Октябрьской революции. На вечер пригласили гостей: аскета тетю Паню Вишнякову, блаженную Ксению Ивановну, святую тетю Шуру Поставнину, дважды рожденного Николая Михайловича Карпухина, а также чету Коган-Ясных, прославившуюся в поселке тем, что Семен Аркадьевич каким-то чудом вернулся из сталинских лагерей, где в общей сложности провел без права переписки двадцать четыре года по обвинению в безродном космополитизме. А его жена Эля на пятнадцатом году заключения Семена Аркадьевича достигла просветления, глядя на цветущую сливу в саду у тети Пани Вишняковой.

Все было готово к торжественному приему, вдруг дед Степан себя плохо почувствовал.

— Я, пожалуй, лягу, — он говорит.

Степан лег. Матильда его прикрыла своим пальто. Он лежит, а Матильда ему говорит:

— Степа! Не вздумай богу душу отдать. Мы так долго зазывали Коган-Ясных, я давно Ксению Ивановну не видела, Шурочку Поставнину… Будет очень неудобно, если они придут, а ты умер.

— Будь спокойна, — сказал Степан Степанович. — И дай миру вершиться.

— Нет, Степан, если что — я, конечно, скажу: не обращайте внимания! Пусть он тут лежит, ведь он никому не мешает? А если кому-то неприятно, то я могу его прикрыть простыней. Но все равно это будет неприлично.

— Зачем вокруг такого пустяка поднимать столько шума? — с трудом уже проговорил Степан. — Войди в согласие с путем вещей.

Матильда смотрит, у Степана Степановича на правой ладони проступили очертания планетарной системы с солнцем и луной посередине. Все звезды и планеты ярко сияли в его руке.

Она раскрыла ему левую ладонь, а там трезубец — символ Шивы, эмблема Верховной Власти.

— Степан! — заволновалась Матильда. — Ты что это, всерьез собрался помирать? Давай я отменю гостей и вызову «Скорую помощь»!

— Ни в коем случае, — проговорил Степан. — Это апофеоз моего планетарного существования. Зачем стремиться отвратить неотвратимое?

— Не покидай меня, Степан! — заплакала Матильда.

— Глупая ты баба, — вздохнул он. — Кто плачет? О ком?

— Я понимаю, — ответила Матильда. — А только слезы сами льются и льются из глаз.

— Отсюда никому не выбраться живым, — собрав последние силы, произнес мой дед Степан.

Он устремил взгляд в ясное пространство, затем сделал сильный выдох, и его сознание вошло в свет.

Застывший профиль Степана, лежащего на кровати, укрытого осенним пальто Матильды, и плачущая Матильда, припавшая к его груди, — все это отразилось в их старинном трюмо из красного дерева, которое стоит сейчас у меня и отражает мое иллюзорное тело.

Тем временем в дверь позвонили. Явились гости — с подарками и цветами. И хотя каждый из приглашенных обрел око истины и осознал единство изменяющегося и неизменного, старики, конечно, расстроились, потому что хотели все вместе выпить и поболтать о том о сем.

Но когда они горестно окружили Степана, то увидели: он и теперь, как всегда, беспечален и чист, безмятежен и невзволнован, свободный от привязанности, разорвавший путы. Невооруженным глазом было заметно, что он вошел во Врата Бесконечности и уже странствует в беспредельных просторах, а это тело для него — последнее.

Тут Николай Михайлович Карпухин, который в поселке Старых Большевиков на протяжении многих лет бессменно возглавлял поссовет, организовал небольшую панихиду.

— Товарищи! — он сказал. — Наш поселок, давший стране большое количество просветленных мастеров дзен, потерял Патриарха. Все мы — друзья и соседи Степана Степановича, а также наш поссовет всегда считали и будем считать его символом Бесконечного Сострадания и Безграничного Света.

— Он не искал ни славы, ни богатства, — отметил в своей речи Коган-Ясный, — но имел непоколебимую веру в Истину. Член партии с 1917 года, он стремился только уподобляться Буддам и всегда мог выбрать самый подходящий способ для освобождения страждущего существа, обманутого своими страстями и не способного самостоятельно достичь просветления.