Кайцзун не мог сказать, что именно он чувствует по отношению к Мими. Восхищение? Любопытство? Снисхождение? Инстинкт защиты? Страх? Или комбинацию из всего этого? Нет, это было нечто более глубокое и сложное, то, что не описать словами, но можно ощутить при помощи визуальных сигналов его протеза.
Какая-то несовершенная, надломленная любовь?
Он знал лишь, что очень хочет увидеть ее. Будь она все та же Мими или уже превратилась в какое-то иное существо.
Однако бунт «мусорных людей» не только лишил Кайцзуна правого глаза, он полностью разрушил хрупкий мир, державшийся между уроженцами Кремниевого Острова и «мусорными людьми».
Улицы по окраинам были перекрыты желтой лентой, обозначающей границу города. Полицейские патрулировали вдоль этой границы круглые сутки. Работающие с отходами, которые не являлись уроженцами Кремниевого Острова, для прохода в город должны были предъявить электронный пропуск, выданный их работодателем. Сердца местных, будто непрерывный черный дождь, заполнял страх. По другую сторону ленты была лишь тишина, прерываемая лаем чипированных собак, эхом отдававшимся между пустыми мастерскими по обработке отходов. С «мусорными людьми» никак не контактировали, лишь дважды в сутки туда отправляли караван с едой и водой. И никто не знал, что они задумывают.
Да еще объявили суточное предупреждение о приходе супертайфуна. Согласно международной конвенции, тайфун получил собственное имя, Вутип, совершенно не вяжущееся с его разрушительной природой, поскольку на кантонском диалекте это означало «бабочка».
Кайцзун хорошо понимал, какая безмолвная молитва сейчас звучит в головах этих людей с встревоженными лицами.
Чень Кайцзун задумался о той стране, которую он теперь называл своим домом. В обществе, гордящемся собой, считающем себя воплощением свободы, равенства и демократии, дискриминация и предубеждения лишь приняли более утонченные и лицемерные формы. Приглашения в клубы и на праздники, которые присылали на беспроводной модуль протеза глаза, и их можно было считать при помощи сканера сетчатки; те, кто не мог позволить себе имплантировать усовершенствованные энзимы, не могли покупать особую еду и напитки в супермаркетах; те, у кого были нарушения в генетике, даже не могли получить разрешение обзавестись детьми; один процент населения увеличивал продолжительность жизни, бесконечно меняя части своих тел, де факто обретя вечную монополию на здоровье.
Кайцзун слегка покачал головой, даже не заметив, что вздохнул.
– Ты о ней думаешь? – спросил Скотт.
– Кто? Что?
– Об этой девушке, Мими.
Кайцзун промолчал.
– Ты очень изменился с тех пор, как попал сюда.
Кайцзун пожал плечами.
– Поначалу ты вел себя как герой. По крайней мере, делал вид. Но теперь ты больше похож на дезертира.
– Я ничего не могу сделать. Я никого не могу спасти.
Голос Кайцзуна дрожал, его глаза стали влажными.
– Я даже увидеться с ней больше не могу.
– Когда я в армии служил, сержант в учебке говорил так: «Никогда не веди себя как голливудский герой. Настоящий герой всегда понимает разницу между приказом, заданием и жизнью и в ключевые моменты правильно выбирает приоритеты».
– Врач сказал мне, что она может в любой момент умереть, а у них нет необходимого оборудования и знаний, чтобы лечить ее здесь.
Кайцзун изо всех сил старался говорить спокойно.
– Но она принадлежит клану Ло, поэтому Ло Цзиньчен использует ее в качестве козыря при переговорах.
– Понимаю. Думаю, для тебя это ключевой момент.
– Я
– Все очень просто. Если ты считаешь, что этот проект по переработке отходов важнее, то нам надо забыть обо всем другом и сосредоточиться на том, чтобы достичь договоренности.
Скотт на мгновение замолчал.
– С другой стороны, если ты считаешь, что жизнь Мими важнее, тогда нам необходимо выстраивать отношения с Ло Цзиньченом, пока мы не сможем найти ее и увезти. И на хрен проект.
– Вы меня проверяете? – с подозрением спросил Кайцзун.
– Нет. Погляди на них.
Скотт показал на спорящих представителей кланов.
– Что для них важно?
– Деньги. Власть.
Кайцзун на мгновение задумался.
– Возможно… женщины и их дети.
Скотт ухмыльнулся, обнажая идеально белые зубы.