Мусорщик

Ледогоров вошел в зал, осмотрел собравшихся. Шевельнулось нехорошее чувство: вот возьмут и пошлют его дружно… что тогда делать? Здесь не пацаны собрались… Каждый из присутствующих имеет огромный жизненный и тюремно-лагерный опыт, силу воли, авторитет. И команды вооруженных бойцов.

Когда Бабуин вошел, негромкий разговор смолк. Валера обвел взглядом зал, задержался глазами на Мухе с Ильдаром. Отметил про себя, что эти двое наиболее опасны сейчас, и подумал: сломаю.

— Вроде все? — спросил он дружелюбно.

— Чего звал-то, Валера? — отозвался Иваныч, крепкий дядька лет сорока пяти. Даже в помещении он сидел в кепке.

Ледогоров спокойно посмотрел на него, выдержал паузу… хотел, чтобы собравшиеся ощутили значительность момента. Все молчали, ожидая, что же скажет Бабуин… И он тоже молчал.

— Есть серьезная тема, — произнес наконец Валера. — Потому я вас и собрал… Стремно живем, братаны, не хотим видеть реальность. А на завтрашний день вообще болт положили. Так?

— Чего-то ты загадками говоришь, Валера, — подал голос Сазон.

— К-хе, — сказал Иваныч. Ильдар с Мухой переглянулись.

— Я дело говорю, — спокойно ответил Бабуин. — Беспределу много вокруг. Менты скалятся, только и ждут команды: фас!.. А что сейчас в Расее делается — сами видите. Мужики уже стонут, а на носу выборы… Нужно властям понты кинуть? Нужно. Вот они на нас и отыграются. То-то свет в решку покажется.

— Так ты к чему клонишь, Валера? — опять спросил Сазон. — Нам че, теперь лапу сосать? Вымя барыжное выпустить? Я тебя не понял.

— Хулево, что не понял, Сазон… Я про барыг ничего не говорил. Барыга, он барыга и есть. Вымя его выпускать нельзя, его доить надо. Я про мужика говорил… про электорат. (Слово «электорат» Бабуин выговорил с издевкой.) Понял? Не время сейчас хаты у нищих инженеров ломить и работяг с учителями динамить… Не время карманы резать в метро… понятно? СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ.

В зале было очень тихо. Все переваривали сказанное.

— Так ты что же, Валера, предлагаешь? Сотни бродяг без работы оставить? Кусок отобрать? — спросил Сазон.

— Без дела никто не останется, — ответил Бабуин. — Всех к делу приставим.

В тишине звякнула ложечка в чашке с кофе. Это Муха, резко отодвинув чашку от себя, вскинул руку с перстнем. В массивной золотой оправе сверкал крупный рубин. Муха вскинул руку так, как будто хотел показать: прошу слова. Но говорить начал не дожидаясь, что ему это слово предоставят:

— А ты, Валера, от чьего же имени-то говоришь? Ты что, теперь мазу тут держишь?

Этого вопроса Бабуин ждал. И даже знал загодя, что задаст его именно Муха. Ответ он приготовил заранее:

— Я, Муха, от имени Виктор Палыча говорю. Понятно?

Ответ всех ошеломил. Палыч отсутствовал уже три дня. Со слов Бабуина выходило, что он знает, где Антибиотик, и получил от него какие-то инструкции. Стотридцатикилограммовый Муха скривил мясистые губы. Такого ответа он не ожидал и растерялся. Тогда раздался голос Ильдара, сорокалетнего, свитого из одних жил татарина:

— А что же Палыч-то сам нам этого не скажет?

— Когда надо будет — скажет, — с ухмылкой произнес Валера.

— А-а… — протянул Ильдар, — вот когда скажет, тогда я буду знать: за тобой маза. А сейчас — извини.

Ильдар резко встал, тяжело поднялся Муха. В полной тишине они вышли из зала. Остальные не двинулись с места. Бабуин одержал первую маленькую победу.

* * *

…Ночью в окно Мухе влетела граната. Ильдар жил высоко, на десятом этаже. К нему гранату спустили с крыши на веревке. Обе гранаты оказались учебные. К корпусу каждой скотчем была прикреплена записка: «Следующая будет боевая». Спустя три дня Николай Иванович снова пригласил Бабуина на рандеву. Про оружие у Валеры в этот раз не спросили. За коньяком Наумов заметил:

— Я смотрел нынешние сводки по городу. Количество преступлений упало процентов на тридцать! Как вам это удалось?

— Да, в общем-то, просто… поговорил с людьми.

Беседа продолжалась на сей раз более часа. Бабуин понял, что в должности он утвержден. Настал его звездный час.

* * *

Итак, Бабуин занял трон Палыча… А что же Палыч-то? Низложенный самодержец в изгнании или в бегах, под чужим именем… печальная картина. Тема большая и трагическая, сама по себе заслуживающая отдельного повествования, обстоятельного и неспешного, в манере века девятнадцатого, с появлением большого количества новых персонажей, даже самый незначительный из которых выписывается подробно и со вкусом. Например: «Вошел лакей. Был он видный малый шести футов росту, с рыжею шевелюрою. Лет от роду имел двадцать или немногим более; на внешность малый, разбитной и плутоватый, охочий до амурных забав. Внешность его, однако ж, портило одно неприятное обстоятельство, каковым следует полагать нос, изрядно несоразмерный прочим, довольно-таки пропорциональным и правильным чертам лица. Одет лакей был в камзол яркий, небесно-голубой, с позлащенными крупными пуговицами и лацканами в золотой же канители. Сукно, однако, если присмотреться, выделки было неважнецкой, не аглицкой и не голландской, а уж скорее немецкой. Чулки молодца…» Ну и так далее.