Мусорщик

Обнорский не знал, что именно на такое развитие событии рассчитывал опытный профессионал Роман Семенов. Во всяком случае, Семенов надеялся на свое знание психологии и не ошибся… Ситуация, когда в одном доме оказываются две привлекательные и уверенные в своей привлекательности женщины и один мужчина, уже сама по себе чревата… Самки в такой ситуации начинают конкурировать, даже не отдавая себе в этом отчета. Это происходит на уровне подсознательном, первобытном, животном. Женщина, желая привлечь внимание мужчины, сама не замечает, как меняется ее взгляд, тембр голоса, мимика и жесты. Даже лексика меняется и уж тем более работа желез внутренней секреции.

А желание освободиться от стресса только подогревает влечение. Стресс в доме Кати присутствовал… это уж точно. Все трое находились в состоянии скрытого напряжения, неуверенности, загоняемого внутрь страха: Большие Деньги — это всегда страх. …Все это отлично известно сотрудникам разведки и контрразведки и называется на профессиональном языке проведением секс-мероприятий. Иногда скромно пишут «интимных». Классика жанра, так сказать… Но для того, чтобы успешно провести «секс-мероприятие», иногда приходится изрядно покрутиться. А в нашем случае ситуация сложилась сама, естественным образом. Или — по-научному — «исторически сложилась»: и с Катей, и с Леной Обнорский был знаком. И знаком более чем близко.

Итак, Семенов заложил секс-мину в лице Лены Ратниковой. Оставалось только дождаться, когда она сработает.

Ждать пришлось недолго. Вечером, в день своего приезда, Андрей оказался в постели Кати. Лена в другой комнате затыкала уши, убеждая себя, что ничего не слышит. А утром следующего дня — произошел казус с Леной — хотя какой, к чертям, казус… Казус — это что-то полувероятное. А тут все было более чем вероятным с самого начала, чтоб не сказать — закономерным. …Утром Катя уехала по делам. Хитроумная финансовая крутежка, которую придумал Наумов, требовала времени. Деньги, изымаемые со счетов, почти никогда не были деньгами в прямом смысле слова. Снять со счета два-три-четыре миллиона долларов наличными, не привлекая ничьего внимания, практически невозможно. Тем более в эпоху «электронных денег». А вот купить акции, облигации, векселя… это другое. Это нормально и никого не интересует. Потом эти бумаги переводятся в другую страну, в другой банк, и т.д., и т.п. Конвертируются в валюту, разбредаются по магнитным картам и более мелким счетам. Превращаются опять в какие-то бумаги. И — растворяются, становятся недостижимы для налоговых, банковских и полицейских ищеек.

Для проведения всех этих манипуляций Кате приходилось много ездить. Теперь, когда вся сумма была уже под контролем Наумова, Кате «доверяли», то есть отпускали одну — куда она денется? Сбежать, конечно, может… но смысл-то в чем? Своих денег теперь она без ведома Коли-Вани уже не увидит. Так стоит ли огород городить: бежать, скрываться и прочие детективные глупости.

Утром Катя позавтракала, быстро оделась и, чмокнув Обнорского в щеку, убежала… Не балуйся, сказала она, будь хорошим мальчиком… Некоторое время Андрей лежал на кровати и курил. Хмурил лоб и о чем-то думал. Потом он сказал вслух афоризм из любимого им Станислава Ежи Леца:

— В действительности все оказалось не так, как на самом деле.

Потом он сел, опустил ноги на мягкий, щекочущий ворс ковролина и сказал еще одну фразу, которая явно Лецу не принадлежала… и не могла принадлежать. Мы ее воспроизводить не будем. Скажем только, что она была не оригинальной, но емкой, короткой и выразительной. В России эту фразу произносят по самым разным поводам или вообще без повода и передают с ее помощью огромную гамму мыслей, оценок и эмоций: от возмущения по поводу сволочного начальства до изумленной радости, когда вдруг обнаруживается, что не все с вечера выпито… гляди-ка — осталось!… Вот какой у нас язык!

Андрей натянул на голое тело джинсы и прошлепал в ванную. Он присел на край ванны. Легкий ветерок шевелил шторы приоткрытого окна, солнце отражалось от кафеля пастельно-голубого оттенка. Он вытащил из заднего кармана сигареты, но прикурить не успел… в ванную вошла Лена.

— Ой, — сказала она, — извини, я не знала… Тихо, звука воды не слышно, я думала — свободно.

Тон у нее был настолько естественным, что Андрей почти ей поверил.

Лена повернулась, намереваясь выйти, но Обнорский позвал:

— Лена.

— Да? — спросила она, не оборачиваясь.

— Лена… Я очень долго почти каждый день вспоминал нашу последнюю встречу. И ни разу не захотел попросить у тебя прощения. Хотя, может быть, выражаться и надо было поинтеллигентнее.

Она обернулась и сказала:

— Ну что ты, Андрюша… сколько лет прошло… стоит ли теперь?