Муссолини и его время

Французы тоже отнеслись к Италии со всегдашним презрением. «Скулеж попрошаек» перемежался у итальянцев с «заносчивостью грандов» – и действительно, поведение представителей Рима в Версале было попросту жалким. Они то демонстративно покидали конференцию, то, видя безразличие остальных, возвращались, пытаясь состроить хорошую мину при плохой игре. Удивительная для «нации дипломатов» неловкость. Но самое неприятное было еще впереди – ознакомившись с условиями будущего мира, итальянская общественность устроила форменную истерику, почище немецкой. И было от чего.

Американцы, в лице своего президента Вудро Вильсона, отказались поддерживать итальянские притязания на Балканах и Средиземноморье, а англо-французы, столь усиленно обхаживающие Италию до войны, сейчас предлагали ей… ровно столько же, сколько австрийский император прежде, но за нейтралитет. Это стало болезненным ударом для итальянских патриотов. На городских площадях демонстративно сжигались портреты американского президента, но итальянское правительство вынуждено было смириться с решениями, принятыми в Версале.

Нацию охватило возмущение. Муссолини – тоже. Выходит, что социалисты, «паписты» и прочие сомневающиеся были правы, а он, Муссолини, и его сторонники – оказались в дураках? Именно так стали считать тогда: по всей стране приходили известия об избиениях возвращавшихся с фронта солдат и офицеров, насмешках над ними. «Мерзавцы», не пожелавшие сражаться за Триест или Албанию, теперь кричали искалеченным ветеранам пятого или седьмого сражения на Изонцо: «Много ты навоевал, дурак?» Людей с боевыми орденами выталкивали из трамваев и трактиров, высмеивали и публично оскорбляли. Военное министерство вынуждено было издать унизительное распоряжение – офицерам, не находившимся на службе, было приказано выходить на улицу в гражданской одежде.

Вернувшиеся из армии солдаты обнаруживали свои семейные хозяйства в запустении, в городе невозможно было найти работу, а цены на продукты выросли вместе с квартирной платой. Привыкшие к простым и быстрым решениям вчерашние фронтовики оказались не готовы к тяготам мирного времени.

Расстроены, смущены были и все остальные. Италия ощущала себя не победительницей, а потерпевшим поражение государством – армия так и не оправилась от «побед» предыдущих лет, финансы и экономика страны лежали в руинах, а социальная и политическая стабильность окончательно стали достоянием прошлого. Парадоксально, но заключение мира лишь ослабило страну – прекратилась финансовая и материальная поддержка от союзников, что немедленно привело к нехватке продовольствия. И вновь Муссолини очень точно уловил «настроение нации». У нас украли победу, присоединяется он к общему хору разочарованных Версалем, – а виноваты в этом англо-французы и внутренняя слабость королевства. Покуда политики искали ответы, редактор и журналист Муссолини принялся действовать. Выродившееся «либеральное» государство не способно защитить страну, но он создаст новую, подлинно национальную Италию!

23 марта 1919 года на миланской площади Сан-Сеполькро состоялся митинг, участие в котором приняло около пятидесяти человек. Организатор этого мероприятия Муссолини объявил о создании «Итальянского союза борьбы» («Fasci italiani di combattimento»), преемника довоенного «Союза революционного действия». Так в зале клуба «Промышленно-коммерческого союза» родился «настоящий фашизм» – через два года «Союз борьбы» преобразуется в «Национальную фашистскую партию» («Partito Nazionale Fascista»).

Но тогда, в 1919-м, мало кто мог предвидеть путь, по которому пойдет очередной «союз». Не знал этого и сам Муссолини, не представивший собравшимся четкой программы. Впрочем, это вполне отвечало его суеверному фатализму и политическому оппортунизму – вплоть до начала 30-х годов у фашизма не будет сколько-нибудь отчетливо сформулированной теоретической базы, всё будет сводиться к цитате дуче о том, что «фашизм – это действие».

Пресса практически не заметила создания новой политической силы – мало ли таких «союзов» появлялось каждый день? Только Il Popolo d’Italia откликнулся на это событие с должным пафосом, но и собственная газета Муссолини немного могла сказать о родившемся «движении». Сам Бенито не без насмешки заявил, что фашисты позволяют себе «быть аристократами и демократами, консерваторами и прогрессистами, реакционерами и революционерами, сторонниками легальности и нелегальщины в зависимости от обстоятельств времени, места и окружающей среды».