Муссолини: ненаписанный дневник. От первого дня до последнего (29 июля 1883 года – 28 апреля 1945 года)

Слово «верность» имеет глубокий смысл, я могу даже сказать – вечный смысл, в германском сердце, которое просвечивает германскую душу всю целиком. Я был убежден, что получу доказательства этого.

Узнав условия перемирия, я не имел ни малейшего сомнения в том, что действительно скрывал в себе параграф 12-й (параграф 12-й гласил, что «Другие условия политического, экономического и финансового характера, которые Италия должна будет выполнить, будут ей сообщены в будущем»). Высокое должностное лицо мне передало, что, действительно, я был заложником. Но я заявил в ночь с 11-го на 12-е сентября, что противник меня живым не получит.

Легендарное спасение.

Атмосфера надежды, однако, окрепла в чистом воздухе гор. Было около 4-х часов, когда я увидел приземляющихся парашютистов. Они следовали один за другим в решимости сломить всякое сопротивление. Люди, которые меня сторожили, это поняли и не стреляли. Все произошло в пять минут. Предприятие для моего освобождения было образцом организации и решительности замысла немцев, которые будут отмечены историей. Время же сделает из этого налёта легенду. Здесь кончается глава, которая касается меня лично.

Всё это является безделушкой наряду с потрясающей трагедией, в которую демократическое правительство ввергло итальянскую нацию 25-го июля. Невообразимый оптимизм, который разделяли даже фашисты, не мог допустить предположений, сколь катастрофические планы строило правительство по отношению к партии, режиму и нации. Что же касается мер, принятых непосредственно после 25-го июля, они обнаружили программу, проектирующую ни более, ни менее, как полное затемнение всех дел двадцатилетней славы, вычеркивание из памяти создания империи и низведение в ранг, которого родина никогда не знала до того раньше. Сегодня, перед руинами и войной на нашей земле, нет больше ни одного итальянца, который хотел бы искать бредового компромисса и пытаться оправдывать им виновных, продолжающих ловить рыбу в мутной воде.

Те же, которые и теперь возражают на новое наименование партии «Республиканская», – остаются теми же, кто с самого начала нашего похода всегда пытались саботировать наши усилия в областях социальной, национальной и имперской. Мы, несущие полностью нашу ответственность, хотим, чтобы эти элементы были полностью же выявлены, начиная с головы.

Король.

Король, который видел себя разоблаченным, но который не отказался от власти, как надеялось большинство итальянцев, должен быть прямо ответственным. Это его династия за время войны, во всех её фазах, как он сам заявил, была центром пораженчества и антигерманской пропаганды. Тайно, но в некоторых случаях неосторожно, династия делала ставку в игре спекуляции на противника, в момент, когда наследный принц осуществлял командование армией на Юге, никогда даже не появившись на поле сражения.

Я убежден, что Савойский королевский дом подготовил этот переворот до последней детали, и потом его осуществил при соучастии Бадольо и всех подлых генералов, в связи с некоторыми предателями, принадлежащими к фашистской партии. Нет никакого сомнения, что, непосредственно после моего ареста, полнота власти была дана Бадольо, чтобы вести и продолжать переговоры, начатые Савойским домом с Англией ещё до моего ареста. Таким образом король предал Германию самым низким способом; даже уже после очевидного подписания перемирия он всё же отрицал ведение переговоров с противником. Вот, – деяния династии, которую я спас от падения двадцать лет тому назад, и которая создала теперь правительство на базе статута 1848-го года и установила «свободу» под знаком осадного положения и под угрозой штыков.

Что же касается условий перемирия, которые могли бы быть великодушными, в действительности они были исключительно жестокими, насколько этого нельзя было даже предполагать. Против них король совсем не возражал, как не возражал даже против моей выдачи противнику. Заботясь только о своей короне, король бросил Италию в хаос, позор и бедность.

Позор и его последствия.

На всём континенте, от Дальнего Востока до Америки, теперь узнали о преступлении Савойского дома. Даже противник, который нас привлек к этой постыдной капитуляции, не скрывает сам презрения, которое он испытывает по нашему адресу.

После подобного позора может случиться, что каждый итальянец станет подозрителен для других народов, даже в частной жизни. Если подобное положение справедливо лишь к группе настоящих виновников происшедшего, можно предполагать ещё и учитывать, что последствия этого дела отразятся обеднением каждого из наших соотечественников, от первого до последнего. Потеряв честь, мы потеряли равным образом все позиции, которые мы завоевали, во время этой войны, позиции в Адриатическом, Ионическом и Эгейском морях и на Балканах.