Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

Мне вспоминаются мечеть Саддама Хусейна в Мансурском районе Багдада и Дом республики, возведенный в Бухаресте по приказу румынского диктатора Николае Чаушеску. Строительство обоих зданий было доведено только до середины, когда упомянутых правителей низвергли. Оба здания – архитектурные чудовища исполинских размеров, угнетающие своими громадами все вокруг. По сути, они задумывались как сооружения, фашистские по духу. Мечеть Кабуса – совсем иная. Пусть она по-настоящему велика (периметр ее основания – 1000 x 850 м, а главный минарет возносится на 100 м), но, откуда ни глянь, у мечети правильные, почти уютные пропорции, ненавязчиво излучающие дух изящной монументальности. Двинуться через ее двор и вдоль обходных галерей, пройти под остроконечными сводами арок, вытесанных из песчаника столь изысканно-тонко, что кажется, будто их нарисовали на бумаге росчерками быстрого и верного карандаша, – это значит совершить в своем воображении путешествие из одного конца исламского мира в другой: от Северной Африки до Индостана; это значит мельком заглянуть по дороге в Среднюю Азию, а на Иранском нагорье задержаться надолго. Остроконечные, как бы парящие в воздухе своды напоминают об Ираке. Ярусы и балконы-шерефы на минаретах повествуют о старом Каире; поразительно сложные узоры и крашеные окна заставляют нас мыслить об Иберии и Магрибе, а резные деревянные потолки – о Сирии; керамические плитки приводят на память мечети в Узбекистане и Хиджазе (запад Саудовской Аравии); черно-белые каменные галереи говорят о Египте времен мамелюков; темно-желтый песчаник повествует об Индии (откуда его и привезли); ковры, тканные вручную, и мозаика, изображающая цветы, шепчут нам об Иране. Здесь, под резным и золоченым куполом, который вызывает раздумья о дерзком абстрактном модернизме XXI столетия, сливаются воедино образы греческой Византии, Сефевидского Ирана и Могольской Индии. Здесь прославляется не столько сам Оман, сколько место, занимаемое Оманом в культурном и художественном континууме, простирающемся на тысячи километров отсюда во всех направлениях. Здесь самое главное – красота и соразмерность, а не восхваление владыки-строителя, которого здесь видят лишь изредка. И, хотя перед нами молитвенное сооружение – мечеть! – сам дух этого места явно приветствует каждого: добро пожаловать, весь белый свет! Здесь веет океаном, а не пустыней.

Но и этот благотворный дух, этот плод средневековой исламской торговли и других извечных соприкосновений с иными народами – дух, нашедший себе странное воплощение в XXI столетии в лице султана Кабуса, не способен, разумеется, помешать превращению океана в зону конфликта или соперничества между великими державами. А с точки зрения этих держав Оман приобретает все большее значение.

Хотя влияние Омана и уменьшилось в эпоху котла и пара, он постепенно возвращает его себе при помощи обновленных и расширенных торговых портов. Уже издали, за десятки километров, из безжизненных дофарских песков заметны скопления высоких портовых лебедок в порту Салалы. Старинный городской центр Салалы, с обширными рынками под открытым небом и многочисленными харчевнями, источает пряный полуафриканский аромат, присущий близлежащим йеменским городам по другую сторону границы. Но этот Салала становится крупнейшим, всемирно важным перевалочным пунктом для компании A. P. Moller-Maersk, одной из самых больших фирм, занимающихся перевозкой грузов в контейнерах[18]. Похожее расширение произошло и в Сохаре, на другой оконечности Омана. Сохар был родиной Синдбада-морехода и Ахмеда ибн-Маджида; теперь в Сохаре осуществляется один из величайших всемирных проектов портового развития. А еще Сохар – один из крупнейших морских и промышленных центров с капиталовложениями, превышающими 12 млрд долларов. Сохарский порт способен принимать суда-контейнеровозы, имеющие осадку 18 м. Сохар гордится своими комплексами нефтехимических, металлообрабатывающих и снабженческих предприятий.