К северу от Мохенджо-Даро находятся город Ларкана и селение Гари-Худа-Бакш, где высится фамильный мавзолей Бхутто. Это одна из откровенно феодальных пакистанских областей. По словам журналистки Мэри-Энн Уивер, «[богатые] семьи обитают в усадьбах, обнесенных высокими стенами, оберегаемых ружейными стволами; землевладельцы сплошь и рядом – звери, а земледельцы – крепостные; женщины носят чадру и живут на своей, особой половине дома, пока мужчины поглощают виски и стреляют фазанов» [27]. Белые купола мавзолея делают его заметным издалека, через чередующиеся полосы пустошей и крестьянских полей, на которых трудятся терпеливые ослики и могучие азиатские буйволы. По ближайшем рассмотрении цветные узоры на огромной гробнице были неровны, штукатурка и засохшие белила неряшливо пятнали растрескавшийся голубой фаянс. Стены были сплошь заклеены ветхими плакатами, изображавшими отца и дочь, Зульфикара и Беназир; портреты Беназир особенно выделялись; выходило, что усыпальница – священное для мусульман место – усеяна ликами сотворенных кумиров. А от мавзолея и в самом деле веяло суфийским и шиитским духом. Окруженная колоннами могила Зульфикара-Али-Бхутто напоминала гробницу аятоллы Хомейни (Южный Тегеран), куда правоверные приходят пообедать в тишине и провести целый день, сидя на вышитых ковриках. Здесь не замечалось никакой работы садовника или декоратора. Там и сям разбросаны плиты фамильных надгробий. Молитвенный зал казался скромным, захолустным. Беназир Бхутто получила образование в Гарварде и Оксфорде, однако ничего западного в этом мавзолее не ощущалось. Здесь властвовало простонародье, здесь оно было желанно. Вокруг гроба, скрывавшего прах Беназир, восседали бородатые старики, осыпавшие розовыми лепестками крышку, на которую возложили ковер-другой: настоящее надгробие соорудят попозже. Продавались медальоны и плакаты с портретами Беназир; новобрачные приходили к ее гробу, чтобы принести обет супружеской верности.
В душе остававшаяся, невзирая на западное образование, дочерью синдского феодала, Беназир Бхутто была блистательным мыслителем и спорщицей, не способной плодотворно руководить подчиненными. Два срока, в течение которых она оставалась в должности пакистанского премьер-министра, стали передышками, станциями на пути к еще худшей общенациональной коррупции; к хаосу, в итоге вызвавшему возрождение военной диктатуры. Благодаря своему красноречию и щедрым посулам Беназир оказалась мишенью для исламистов, рассматривавших премьер-министра как опасный символ умеренности и демократии. Одних лишь символов было недостаточно, чтобы спасти Пакистан, которому требовался человек, способный править по-настоящему, а этой способностью Беназир не обладала. В любом случае, если Пакистану суждено увидеть светлое будущее, он должен сначала превратиться в децентрализованное государство, а не в то, каким он является издавна и поныне.
Цивилизации – «хрупкие и преходящие явления», пишет антрополог Джозеф Тейнтер [28]. В бронзовом веке Мохенджо-Даро сумел выжить и выстоять, будучи предельно централизованным городом-государством внутри земледельческой и скотоводческой конфедерации – по всей вероятности, слабо сплоченной и слишком обширной. Таким же вполне может оказаться и будущее страны, зовущейся Пакистаном. Она или станет жить как федеративное космополитическое государство – сообразно замыслу своего основателя, Мохаммеда-Али Джинны, – или приходить в дальнейший упадок. А это значит: либо так, либо иначе удельный вес Белуджистана и Синда возрастет. В их пределах – в областях, которые обретут более яркую национальную окраску, – на Макранском побережье появятся аравийские морские порты, чья судьба будет влиять на судьбы городов, расположенных в глубине страны. Путешественник и языковед Ричард Фрэнсис Бартон, живший в XIX в. и проведший на Синдской земле пять лет, писал: подобная цепочка гаваней, тянущаяся вдоль Макранского берега к Ирану, позволила бы «легко и полностью прибрать к рукам среднеазиатскую торговлю». А Бомбей сделался бы «местом, где сойдутся все нити, изначально протянутые в самые разные стороны» [29]. Подобный взгляд – хотя в свое время он был империалистическим – не кажется устарелым ныне, когда существующие государственные границы становятся все ненадежнее.
Глава 6
Тревожное становление Гуджарата