Муссон

Аболи и Дэниел соскребли с кареты дорожную грязь и вычистили лошадей так, что их шкура снова засверкала, точно полированный металл. Хэлу хватило времени принять ванну; к тому времени как пришла пора отправляться на встречу с Чайлдсом, служанка выгладила его одежду.

«Бомбей-хаус» располагался за высокой стеной в садах «Судебных Иннов»,[6] на расстоянии пешеходной прогулки от главного здания Ост-Индской компании на Лиденхолл-стрит.

Высокие решетчатые железные ворота стерегли стражники, но едва Аболи назвал имя хозяина, створки распахнулись. У дверей дома ждали трое слуг, они впустили Хэла и приняли у него плащ и шляпу. Потом мажордом провел его через множество роскошно убранных помещений, уставленных зеркалами и увешанных старыми полотнами с изображением кораблей, битв и экзотических ландшафтов, освещенных лесом восковых свечей в хрустальных люстрах и масляными лампами, которые держали в руках статуи нимф и негров.

По мере продвижения в глубь дома убранство становилось скромнее, и Хэл понял, что они вступают в жилую часть, ближе к кухне и комнатам слуг.

Наконец мажордом остановился у двери, такой маленькой и незаметной, что Хэл легко прошел бы мимо нее, но именно в эту дверь слуга постучал своим жезлом.

— Войдите, — прозвучал изнутри знакомый гулкий голос, и Хэл, наклонившись, перешагнул порог и оказался в маленьком, но роскошно обставленном кабинете. Стены, обшитые панелями, были увешаны гобеленами из Аравии и Индий, в комнате оставалось лишь место для большого стола, уставленного серебряными жаровнями и позолоченными супницами, от которых поднимался ароматный пар и остро пахло пряностями.

— Пунктуален, как всегда, — приветствовал Хэла лорд Чайлдс. Он сидел во главе стола, заполнив своим массивным телом большое мягкое кресло. — Простите, что не встаю чтобы встретить вас как положено, Кортни. Снова проклятая подагра. — Он показал на перевязанную ногу, лежащую на стуле. — По-моему, вы знакомы с Освальдом.

— Я имел эту честь. — Хэл поклонился канцлеру. — Добрый вечер, милорд. Мы встречались в прошлом августе в доме мистера Сэмюэля Пайпуса.

— Добрый вечер, сэр Генри. Я хорошо помню ту встречу. — Лорд Хайд поклонился не вставая. — Такого человека, как вы, забыть трудно.

Хэл понял — начало вечера вполне благоприятное. Чайлдс взмахом руки пригласил его сесть рядом с собой.

— Идите сюда, чтобы мы могли поговорить. Снимайте камзол и парик. Устраивайтесь поудобней. — Он взглянул на густую гриву Хэла, слегка тронутую серебром. — Конечно, вы ведь не носите парик, весьма разумно. Мы, кому выпала тяжелая участь жить в городе, рабы моды.

Остальные двое уже сидели без париков, явив коротко остриженные волосы, и без камзолов, с расстегнутыми воротничками. У Чайлдса вокруг шеи была повязана салфетка; трапезу определенно начали, не дожидаясь Хэла. Судя по груде раскрытых раковин, лорд съел уже несколько дюжин устриц. Хэл сбросил камзол, передал его слуге и опустился в предложенное кресло.

— Что предпочитаете, Кортни, рейнвейн или мадеру? — Чайлдс жестом подозвал одного из слуг, чтобы тот налили вина.

Хэл предпочел рейнвейн. По прошлому опыту он знал, что вечер предстоит долгий, а мадера обманчиво сладка, но очень крепка. Как только бокал Хэла был наполнен и перед гостем поставили тарелку, полную устриц, Чайлдс жестом удалил слуг, чтобы иметь возможность свободно побеседовать. И почти сразу возник досадный вопрос об Ирландской войне. Смещенный король Джеймс отправился из Франции в Ирландию, чтобы поднять там своих сторонников из числа католиков, и нападал на крепости, верные королю Вильгельму. Освальд Хайд жаловался на стоимость кампании, но Чайлдс восторгался успешной защитой войсками его величества Лондондерри и Эннискиллена.

— Можете не сомневаться, что как только король разберется с Ирландией, его внимание обратится на Францию. — Освальд Хайд высосал очередную устрицу. При этом он выглядел совершенно несчастным, что, по-видимому, было для него естественно. — Мне придется обратиться в парламент за новыми ассигнованиями.

Хотя Хэл жил в деревне, он был хорошо осведомлен о текущих событиях — в Лондоне у него было много добрых друзей, и он постоянно с ними переписывался. Так что теперь ему не составляло труда следить за всеми перипетиями сложной дискуссии и даже вносить в нее достойный вклад.

— В этом у нас нет выбора, — заметил он. — Как только Людовик вторгся в пфальцграфство, нам пришлось выступить против него в соответствии с Венским договором.

Он высказал свое мнение, и остальные с ним согласились; он чувствовал, что его слова одобряют, хотя Хайд продолжал жаловаться на чрезмерные расходы, связанные с войной на континенте.

— Я согласен, война с Францией неизбежна, но, во имя Господа, мы по уши в долгах после войны с Голландией и Великого пожара. Черный Парень и Джейми сделали нас должниками всех банкирских домов Европы.