Мустанг и Чика. Книга 2. Вспышка над стадионом

Мужчина скрылся на пару минут и вернулся с мотком верёвки. Бросил один конец мне и помог вылезти наверх. Вблизи он оказался совсем молодым парнем.

- Да ты весь голый и в крови! – чуть напугался он.

Пока он вытаскивал меня, дерюжная туника стянулась, оставив меня в чём мать родила.

- Замерзаю…, - жалобно мявкнул я одеревеневшими губами.

- Эх, запачкаешь ты мне всю кабину. Валерыч меня тогда отымеет во все щели, - озабоченно пробормотал парень, - Не было печали, так черти накачали. Ладно, залазь в кабинку, погрейся. Где-то у меня там старая спецовка валялась.

Водила вытащил из-под спинки сидения комок чёрного тряпья и протянул мне. Спецовка была сильно рваной и какой-то жирной по ощущениям. Он её, видимо, уже в качестве концов использовал. Пришлось надеть эту липкую рванину на себя. Нашлись кирзовые сапоги серёгиного напарника. Глазам не поверил, когда убедился, что размер моей лапы подскочил до сорока четвёртого. Боялся, что не смогу воспользоваться пятой точкой. И реально было больновато. Скривился от боли, когда присел. Потом немного отпустило. В салоне парень достал термос с чаем и протянул мне:

- Отхлебни, а то трясешься, как цуцик. Знатно тебя отрихтовали. Впечатляет. Тебя к мусорам надо будет отвезти.

- Не надо. Это они меня прессовали. Хотели навесить чужое преступление. Я не соглашался. Дальше ничего не помню. Очнулся на этой помойке, и ты как раз подъехал, - постарался объясниться.

Не думаю, что парень, называющий ментов мусорами, захочет сдать меня в милицию. Тот вдруг оживился и заблестел глазами:

- Так это – правда? По посёлку слухи ходят, что в ментовке какого-то пацана замучили. Вот же они – собаки помойные! Ты это был, получается. Дай лапу. Я – Серёга, если что. Ты можешь не называть себя, если стремаешься.

- Не стремаюсь, Пашка я, - буркнул, потихоньку успокаивая дрожь.

Мы обменялись крепкими, насколько позволяло моё состояние, рукопожатиями.

- Не повезло тебе, значит, - констатировал Серёга, заводя машину.

- Любит меня милиция. До потери пульса, - мрачно согласился я, - А который сейчас час?

Говорил уже, еле ворочая языком. Водила взглянул искоса, удивлённо. Заметив мое состояние, присвистнул:

- Эге, да тебе хреново! Жаль, что я в общаге живу. Там всё на виду. Как бы мне не вляпаться с тобой в историю. Я же не местный, лимита. Тамбовский волк. Ладно, попробую договориться с тётей Фаей. Придётся разориться на конфеты. Короче, я тебя повезу к себе. Как раз обеденное время скоро начнётся. Похаваешь у меня, отлежишься на койке. А вечером моя смена закончится, и вместе дотумкаем, что дальше с тобою делать.

Не помню, успел ли я поблагодарить Серёгу перед тем, как уйти в забытье. Очнулся, когда он немилосердно растолкал меня. Мусоровозка стояла возле мрачной деревянной двухэтажки барачного типа. Водила велел ждать его в кабине, пока он, вооружённый коробкой шоколадных конфет и симпотной улыбкой, попёрся договариваться с вахтёршей. Примерно через четверть часа парень вернулся с довольной моськой и подмигнул мне:

- Всё пучком. Давай, двигай смело за мной.

Общага амбрила холостяцким бытом - кислой капустой, нестиранными носками и табаком. У входа сидела полноватая тётечка пенсионного возраста со строгим выражением лица, обременённого властью «не пущать». Бдительно осмотрев мою наличность, она заметно взволновалась и напомнила виновато улыбающемуся Серёге:

- Только до вечера. И чтобы вели себя прилично.

Что она там насчёт нас такое подумала, старая колбаса? Интересно бы знать. Прошлёпал вслед за водилой по лестнице на второй этаж.

Серёга делил жильё ещё с тремя мужиками, но сейчас они отсутствовали. Кроме узких железных коек, застеленных казёнными байковыми одеялами, в комнате стояли два шкафа и стол посередине, покрытый замызганной клеёнкой. На нём лежали игральные карты и газеты. У каждой кровати стояло ещё по одной, или две тумбочки. Серёгин угол выделялся обклеенными картинками на стене с симпотными женскими личиками и фигурками. Некоторые были откровенными не по-советски. Где только он надыбал такие постеры в нашей стране передовой морали? Около кровати стояла радиола на тоненьких ножках, и что-то, напоминающее магнитофон с вывороченными потрохами, располагалось на тумбочке. На полках хранилось много виниловых пластинок советской эстрады и магнитофонных бобин с записями Высоцкого, Аркаши Северного…, В. Токарева. Что это, я глюки словил? Как так получилось, что Вилли так рано проявился со своими песнями? Спросил об этом Серёгу.

Записи Токарева Серый приобрел буквально на днях у одного своего друга. Услышал эти песни у него в гостях, очень они ему понравились, и попросил переписать за трешку на свой мафон. Это еще по-божески. Обычно за перезапись дают четыре, а то и пять рублей. Пленки свемовские изнашиваются сильно. Сам приятель эту запись у фарцы раздобыл на катушке за пару червонцев.