Мусульмане в Европе: Сосуществование, взаимодействие, межцивилизационный диалог

Культурное, национальное и религиозное многообразие — неотъемлемая историческая особенность Крыма. Каждый период истории прибавляет свои штрихи к этой картине. В начале 1990-х гг. на полуострове, вернувшись после депортации, вновь появился, возродившись из пепла, крымско-татарский народ со своими богатыми культурными и религиозными традициями. После событий 2014 г. в Крыму продолжился процесс формирования мусульманской крымско-татарской интеллигенции, а также своей версии (или нескольких версий) «традиционного ислама». Религия стала в большей степени, чем раньше, политическим фактором, выражающим интересы различных частей крымско-татарского сообщества. Ключевую роль в этом процессе играет ДУМ Крыма и Севастополя. Его судьба — постоянное лавирование между разными группами и интересами — условно «русской» и крымско-татарской частью власти и в целом элиты в Республике Крым; националистами в Крыму и Меджлисом в Киеве (с которым ДУМК сближает «национальная программа» достижения автономии и собственной государственности); «светским» исламом и салафитами, в чём союзником ДУМК и врагом «ваххабитов» выступает Таврический муфтият; между светской и религиозной интеллигенцией. Успех ДУМК, как и его конкурентов, заключается совсем не в уничтожении возможных соперников. При Украине ДУМК также требовало не регистрировать «Хизб ут-Тахрир»; после 2014 г. их не стало, но проблемы, уже не столь острые, остались. Настоящий успех будет в реальном влиянии исламской культуры и образования на жизнь крымчан. Именно от этого зависит ответ на вопрос, будет ли ислам интегрирующим или дезинтегрирующим политическим фактором на полуострове.

Глава 6. Мусульмане Северного Кавказа во Франции и Швейцарии

В 1990—2000-е гг. мусульмане, эмигрировавшие с Северного Кавказа, главным образом чеченцы (в связи с проходящими в республике военными действиями), смогли получить статус политических беженцев во многих странах. Основная масса осела во Франции и Германии. По неофициальным данным, чеченцев во Франции около 10-15 тыс., а в Германии — более 40-50 тыс. Незначительная чеченская диаспора есть и в Швейцарии. Официальной статистики северокавказских общин в этой стране нет, поскольку они фиксируются в документах как россияне, но, по нашим полевым материалам, в Швейцарии сейчас проживают около 2-3 тыс. чеченцев.

До настоящего времени практически все стороны адаптивных процессов выходцев с Северного Кавказа во всех странах Европы не были объектом и предметом научных изысканий. Известно лишь несколько работ европейских учёных, в которых поднимаются вопросы особенностей адаптации чеченцев к европейской жизни в 1990—2010-е гг. В 2008 г. в Институте политических исследований (Париж) французский учёный Лоран Винатье защитил диссертацию «Война в Чечне, изгнание и диаспора (1997—2007 гг.)[109]. Объектом изучения стало положение чеченцев в большинстве европейских стран. Результаты исследований Л. Винатье опубликовал в 2013 г.[110] Изучается и криминальная составляющая жизни чеченских беженцев в Европе. В 2006 г. была опубликована статья комиссара бельгийской Федеральной полиции Ф. Фарси «Чеченская организованная преступность — новая угроза Европы»[111]. Проблемам чеченских беженцев-женщин в гендерном контексте посвящены работы чешского специалиста А. Шчепаниковой[112].

Российские и европейские антропологи не уделяют должного внимания особенностям этнографической адаптации северокавказских эмигрантов к европейской жизни и культуре. Это связано с трудностями сбора первичных полевых этнографических материалов. Во-первых, северокавказцы, главным образом чеченцы, проживающие без разрешающих документов, не готовы беседовать с этнографами. Во-вторых, те, кто не «в ладах с законами», тоже стараются избегать контактов с учёными. Наконец, свойственные части северокавказских эмигрантов антироссийские настроения не способствуют установлению с ними тесных взимоотношений.

В 1990—2010-е гг. в Европе появились кавказские эмигранты, которые стали проводить фундаментальные научные исследования в области кавказоведения, но в основном данные проекты охватывают кавказскую эмиграцию 1920—1930-х гг. Другим ключевым направлением в области современного кавказоведения стала кавказская филология и религиоведение (следует отметить глубокие и всесторонние исследования доктора наук М. Цароевой[113]).

Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что зарубежное кавказоведение, охватывающее жизнь северокавказских общин в современной Европе, во многом ещё нуждается как в сборе первичных материалов (архивных и полевых этнографических), так и в проведении аналитических исследований. Данная глава отчасти восполняет этот пробел. На основе собранных автором полевых этнографических материалов во Франции и Швейцарии в 2015—2019 гг., в главе рассматриваются антропологические особенности северокавказских эмигрантов в Европе и анализируется место исламских ценностей в их новой жизни.