Мусульманская Русь

Хорошо жить в Германии, умываясь, поведал я сам себе. А еще лучше в 1932 году. В начале века мне за подобное поведение точно бы голову оторвали. Или заставили срочно жениться, не спрашивая мнения. Чистое непотребство — всю ночь, наедине, в чужом доме, с незамужней девушкой. Что я все это время, как проклятый, трудился над проявкой фотографий, а потом пытался понять, что к чему в этой белиберде, а она сладко спала в одиночестве на диване, роли не играет. И что я не приглашал, а просто был поставлен в известность, что она никуда не уйдет, пока не удовлетворит своего любопытства по части таинственной находки, тоже. Позор нам! Без побития камнями не обошлось бы.

А претензии по части пищи совершенно не к месту. Я ведь две недели отсутствовал и рассчитывал еще дольше. Специально все скоропортящееся предварительно сожрал или выкинул. Мне еще только протухших продуктов и плесени после возвращения не хватает. Я предусмотрительный и служанок не имею. Или уже завел? А кроме яичницы она что-то готовить умеет? А убирать-стирать?

— Ну как?

Любка сидела напротив, подперев щеку ладонью, и внимательно наблюдала за моим страшно интересным процессом поглощения пищи. Наверное, женщинам это в голову при рождении вкладывают. Моя мать точно так же сидела и смотрела, когда я домой приезжал.

— Вкусно, — честно сознался я, не упоминая, что после вчерашней беготни и чая с сухариками я и подметку от башмака съел бы и назвал вкусной. — Слушай, а к Араму мы так и не поехали. Неудобно получилось.

— Я утром протелефонировала и объяснила.

— Э… что?

— Работа, и все такое. Ты очень меня попросил подвезти и помочь. Страшно извинялся. Обещал дорогой подарок.

— А я просил?

Она посмотрела осуждающим взором, и я осознал: Очень Просил.

— Так что там за таинственные письмена и о чем будет сенсация?

— Да все больше платежки и расписки. Не слишком сложно догадаться, что пожертвования в партийную кассу. В чем смысл фотографировать — до меня не дошло. Во-первых, надо имена проверить, во-вторых, поговорить с кем-то в банке. Тоже изрядные сложности. Там очень не любят делиться информацией о чужих счетах с журналистами. Короче, толку от всего этого мало. Ясно, что не зря он собирал и старался. Компроматом пахнет, но все это дело сложное и долгое. Я в Германии слишком недолго и связей хороших не наработал. Ну не идти же напрямую к Леманну с вопросами? Если он у него работал, наверняка и компромат на начальника. Будет очень странно, если прозвучат честные ответы на столь дурно пахнущие вопросы.

Еще стоит попытаться поговорить с полицейскими насчет происшествия — вдруг чего интересного скажут. Шансов мало, но все бывает. Пока все, но это не на один день, и ничего сверхъестественного в ближайшие часы не предвидится.

— Намек, что пора домой? А то у меня есть один хороший знакомый в банке — вполне способен помочь. Не требуется? — невинно спрашивает.

— Зачем тебе это надо? — раздельно спрашиваю, подчеркивая каждое слово.

— Ну… сама не знаю. Интересно. Если уж так случилось, почему нет?

Чего-то она недоговаривает, но устраивать допросы совершенно не ко времени. Мне еще надо мчаться на наш корпункт, строчить две статьи: в «Красную звезду» и для американцев, — и желательно дословно не повторяться. А сказать мне есть что, со злорадством прикинул, теперь уж выскажусь без оглядки на цензуру и австрийские власти. Выслали? Обидели меня? Я вам обязательно устрою!

— Давай так, — сказал вслух. — Сейчас у нас нет возможности все подробно обсудить. Мне надо бежать прямыми обязанностями заниматься. Расследования мне никто не поручал, и деньги не за это приходят. Тебе не мешает переодеться и пойти в свой Берлинский университет. Вечером, ладно? Я тебя очень прошу: прежде чем что-то сделать, вечером встретимся и нормально поговорим.

— Но не здесь? — подмигивая, спросила Любка. — Моя репутация и так скоропостижно погибла. Смотри, будешь прятаться — всем расскажу, где я ночевала и с кем. Шучу я! — рассмеялась. Не иначе выражение лица у меня стало изрядно кислое. — Тогда приходи ко мне. — Она назвала адрес. — Завтра, в шесть часов. Запиши!

— Я запомнил.

И что от тебя не отвяжешься, подумал, тоже.

* * *

— Браво, браво, — приветствовали меня бурными аплодисментами. Все уже сидели на работе в полном составе. Машинистка Мария, из русских немцев, совмещающая заодно обязанности секретарши, телефонистки и уборщицы. Зарплату, впрочем, получала не за четыре должности, а гораздо меньше. У нас штатное расписание, утвержденное аж в столице Руси, и совместительство не приветствуется. Поэтому здешний начальник, прекрасно зная невозможность найти на ее место работницу за эти деньги, всячески старался облегчить жизнь. Премии, подарки, физическая помощь и регулярное проведение оздоровительных сексуальных процедур. Несложно было догадаться по поведению. Да я и не осуждаю. Видел я ее мужа. Худая и противная глиста, не способная сказать двух слов без бумажки. Очень ценный работник в посольстве. Там такие крайне востребованы, без собственного мнения.