Мусульманская Русь: Восток

Ян пропустил мимо себя колонну, отслеживая выражение лиц и отмечая в очередной раз, кто на что способен. Вот уж не думал, а ко всему еще приходится регулярно Брошевскому докладывать об его выкормышах. Не все, понятно. Но кое-какие подробности полезно занести в служебные характеристики. В деле человек иногда совсем по-другому раскрывается. Иной через силу, на одном самолюбии будет результат давать, а другой все умеет, да ум направляет на то, чтобы на товарищах ездить. Сейчас-то еще ничего, а подпускать к солдатам такого деятеля очень не хотелось.

Баковского с Истриным он тихой сапой сплавил подальше. Пусть надполковник на доклад реагирует согласно должности. Первый слишком на садиста смахивает, а второй физически не тянет. Как в училище взяли, тайна велика и глубока. Их же отбирали на медкомиссии! У парня явно легкие не в порядке. На вещевом складе самое место бедняге.

По слухам, в кавалерийских училищах и некоторых общевойсковых было принято «цуканье». Старшие юнкера имели над младшими нигде не прописанную, но практически официальную власть. Они могли безнаказанно требовать услуг от младших классов. Начальство на это закрывало глаза. Бывали случаи, когда требования старших возрастов переходили в форменное издевательство. Причем младший обязан был принимать любые указания с улыбкой. В душе он прекрасно знал: придет и его время.

Здесь ничего такого не наблюдалось. Все было строго по уставу, и немалая заслуга в подобном поведении была начальника училища. Ему абсолютно не требовались как замордованные юнкера, так и взбесившиеся. До убийств обычно не доходило, во всяком случае слышать об этом не приходилось, но побеги и как минимум парочка скандалов случались. Крайним всегда окажется командир роты. Вот и пусть Баковский в другом месте свой нрав демонстрирует. Проще всего его было вызвать к себе для разговора с глазу на глаз и отлупить до потери сознания, однако характера таким образом не исправишь. Затаится. Лучше уж официально вышибить из училища.

Он дождался противно скрипящей телеги и запрыгнул в гости к еще одному деятелю. Этот был нормальный, из тех, что шли в училище, освобождая родителей от необходимости кормить лишний рот. Десяток детей в семье — не шутка. Вырастет ревностный служака, если слишком много думать не станет. В общевойсковые училища принимали с тринадцати лет. Время превращения в мужчину. И различались они по номерам. Первая рота была самой младшей. На следующий год ей присваивали второй номер. Через год — третий и так далее. В восемнадцать лет училище заканчивали, но сейчас у него в подчинении была четвертая. Старших выпустили досрочно и отправили на фронт. Кому там нужны семнадцатилетние молокососы, и сам Аллах не ведает.

— Чего это у тебя, Боярин? — отбирая брошюру, поинтересовался. — Кстати, все спросить забываю, откуда такая фамилия?

— Говорят, предки наши из князей родовитых были. Багатур все конфисковал давным-давно.

Колобов радостно заржал. Он давно сам себя назначил адъютантом ротного и постоянно держался рядом с Яном. Не денщиком, упаси бог. До такого не унижался. Цену себе прекрасно знал и очень часто был незаменим. Обстоятельный и умелый дядька, послушно выполняющий приказания, но признающий исключительно одного начальника. На вопросы о доме делал наивные глаза и отвечал: «Успеется». Ему и так неплохо.

— Призвали одного мужика и на построении спрашивают, — голосом, обещающим страшный юмор, сказал Колобов. — Фамилия!

— Татарин.

— Ты по-русски понимаешь? Как твоя фамилия?

— Татарин моя фамилия, — обиженно отвечает.

— Ну хорошо, — чеша в затылке, соглашается сержант, а национальность?

— А национальность — грузин.

Он опять довольно заржал.

— Я этот анекдот еще в детстве слышал, — перелистывая брошюру, сообщил Ян. — Там армянин с китайцем были. Кто его знает, может, были бояре в роду…

— Точно были, — подтвердил юнкер. — Папаша как напьется, так и вспоминает имена до какого-то колена. Все соседи уже выучили.

— Хорошая бумага, — засовывая в карман листки, признал Ян, — на самокрутки в самый раз. А в остальном никуда не годная. Издательство требуется оштрафовать, а хозяина типографии долго со вкусом пороть. Нечего глупости выпускать. Юнкера обязаны были ежедневно уделять время для ознакомления с литературой — как классической, так и специальновоенной, — но не тратить на всякие глупости. Надеюсь, не платил?

— Бесплатно дали, — сознался Боярин. — А что не так?

— Да все. Красивые лозунги при полном отсутствии содержания. Самые замечательные идеи, воплощенные на практике, обязательно превращаются в страшную мерзость. Не бывает свободы вообще. Это отсутствие морали. Все позволено. Любая гадость запросто осуществляется, потому что у меня свобода, и ее ограничивать никому не дано. Это отсутствие власти. А где нет закона, там право сильного. И на этом твоя свобода кончается. Лучше вооруженный, а чаще просто более подлый, способный в лицо улыбаться, а бить ножом в спину, гораздо свободнее. За твой счет.

— А государство не тем занимается? — спросил с насмешкой Колобов. — Оно тоже существует за наш счет.