Мусульманская Русь: Восток

— Ну плуг. Какая разница! Я тебе толкую о правильном, подобающем поведении. В армию народ разный попадает, и всех надо привести к единообразию, а в деревне это усваивают с детства. Большинство и не пытается выскочить из очерченного раз и навсегда круга.

— Хе. Приезжий из волости чиновник, получается, уже офицер рангом повыше. Ну мулла и есть мулла. Он и в армии не отличается. Никогда так не смотрел. Интересно выходит… А ты, получается, не по уставу живешь? Про деревенских говоришь!

— Правильно. А говоришь, глупый. Соображаешь. Вот и смекай, чем отличаются городские от сельских. Есть разница?

— Есть, — подумав, подтвердил Гусев. — Они себя развязнее ведут. Наглее. Всех касается.

— Спасибо, — с чувством сказал Ян, — и за кашу, и за твое мнение обо мне.

— Сам спросил, — пробормотал Гусев, застеснявшись.

— А сказал ты, в переводе на нормальный язык, что они устав традиционной жизни нарушают часто, не особо скрываясь, и над деревенскими посмеиваются, обвиняя их в тугодумстве. Тем это, ясное дело, неприятно. Это не потому что горожане плохие. Просто чем больше город, тем больше в нем людей. Они не занимаются одинаковой работой. Множество разных профессий, причем каждый ставит себя выше, потому что он умеет что-то оригинальное. В деревне все работы выполняются всеми. Во всяком случае, совсем неумех не бывает, с детства обучены. В городе уже нет. Даже религия у людей разная. И не одна — много различных. Образованные обязаны разбираться в тонкостях, но и обычный человек должен знать, когда обувь снимать, а куда с непокрытой головой запрещено входить. Приходится вместе уживаться. А ты уже не знаешь, кто по званию встречный прохожий. То есть встречают по одежке, и часто прекрасно видно, но не всегда. Каждый старается смотреться лучше. А уже на соседней улице, где живут ювелиры, богаче по твоим понятиям — бедно по их. У них другие представления, другая мечеть, и даже думают иногда иначе.

Приезжих гораздо больше, и попадаются они чаще. У тех и язык, и поведение отличаются. Кто они по субординации? А как себя с ними вести? Приходится учиться разбираться. Прямо на ходу соображать. Городские вынуждены знать больше. Они думают по-другому. Не умнее — опыт иной. Ты ведь тоже увидел очень отличающуюся от привычной жизнь. И прежняя уже перестала устраивать. Начинай соображать быстрее. Опыт приобретается еще и учебой. Она ум развивает. Не хочешь, чтобы над тобой подшучивали, — стань выше званием. А для этого требуется образование. Наши трехмесячные курсы — ерунда. Будешь стоять на месте — выше начальника сельского участка не поднимешься. Подойди к Юнакову и посоветуйся. Спроси, что прочитать, что требуется для продвижения. Прямо побеседуй. Не при посторонних — зачем нужны свидетели? Он человек с понятием и поможет. Не вечно же будет этот бардак продолжаться, утрясется через годик-другой. Кстати, — потягиваясь, сказал Ян, — я-то не городской.

— Хе.

— Три тысячи жителей — это не город. Поселок. Как раз на стыке. Не только ремеслом жили, но и хозяйством. Была возможность сравнивать.

— Да? А почему тогда тебя все величают Ян Рышардович, а Зиброва хорьком за глаза?

— Ну его за дело. Воровать в курятнике не надо. Был сержантом — им и останется. Погоны ему не впрок. Офицер должен благосклонно принимать подношения от нижестоящих, а не лезть, куда не звали.

— А кушали вместе!

— Я потому этой сквалыжной торговке деньги и отдал, что вместе. А потом его головой попытался стенку пробить. Воруешь — так не попадайся. Да ладно, дело прошлое. Мы еще курсанты были, а теперь — во! Офицеры! Какие претензии. Тебя же вежливо лейтенантом называют. А меня, между прочим, если не в лицо, ляхом кличут. Чего мне обижаться? Я он и есть, и не скрываю.

— А все-таки?