Мусульманский батальон

По ним ошибочно ударили и наши «Шилки», и наши гранатометчики, и из многих окон напротив тоже палили, уже не свои… Но в возникшем сплаве братства они прошли все и в ту ночь… Новую Варфоломеевскую.

На своих хребтах дети-солдаты вытащили отборных бойцов, вытянули самых лучших в КГБ наверх и довели до парадного подъезда уже разворошенного дома, открыли им тяжелые затворы и впустили в залы… А сами ненадежно примостились по периметру площадки, обдуваемой всеми ветрами, и залегли как попало, не находя укрытий, на плитах открытого, простреливаемого со всех сторон пространства. Когда в их рядах образуются прорехи — кого убьют, кого искалечат, — элита еще раз возопит о подмоге. И мальчишки, огражденные от смерти одним доспехом — прохудившейся за время командировки рубахой, не колеблясь, войдут в тот дом.

Неделю спустя их командир, взводный Турсункулов, расскажет: «Страшно было и то, что наши гранатометчики, стрелявшие из АГС-17 по заданной им заранее площади, так и не перенесли огонь, и нам пришлось прорываться сквозь свинец, который лился с обеих сторон. Как удалось это сделать, я сейчас не могу сказать, но мы все же прорвались во дворец. Довели кагэбэшников до входа, своим приказал залечь по кругу и огнем прикрывать штурмующих бойцов. Спасибо Володе Шарипову, он раньше нас сумел выбраться на БМП, оцепил со своими ребятами дворец по периметру и уже отстреливался, прикрывая таким образом наше рассредоточение. Был момент, когда я услышал: „Мужики, что вы лежите? Помогите!“ Мы по плану не должны были работать внутри, но я и мои солдаты поднялись и вместе с „зенитовцами“ рванули вперед — вверх по лестнице».

В августе 2009 года Турсункулов, раздобревший, но по-прежнему красавец, огладит неспешно холеные усики и, хорошенько подумавши, скажет: «Отрешенность была, и ничего больше». Это о пережитых чувствах перед атакой. А высшую государственную награду страны — орден Ленина — двадцатитрехлетний Рустамходжа получит (так выходит!) именно за то, что преступил приказ: не прикрывал наступающих, ограждая их от губительного огня, а сам пошел в их первых рядах, добровольно подставляя себя под этот самый губительный огонь. Штурманул вкупе с бойцами со стороны котельной. Пострелял. Посеял свинец и смертушку. В запале, в прыткости атаки угодил, не исключено, в невинное пространство — на направлении действий его солдат, в результате чего и была как раз убита жена министра. Залег ночью охранять дворец, невзирая на то, что «на нас на всех живого места не было. После тяжелейшего боя мы еще ожидали, что на нас нападут, и напряжение было невероятное. Мы отдали афганским женщинам и детям всю имевшуюся одежду и ковры. И еще я помню, что, когда мы давали им еду, взрослые к ней не прикасались и детям не давали есть. А пили женщины сначала сами, а потом уже детей поили. Я сейчас уже не помню, сколько там было их, детей».

Именно тогда, в часы коротких бдений штурма и охраны развороченного дворца, лейтенант Турсункулов «показался» Эвальду Козлову, который вскоре станет первым командиром «Вымпела» и заберет его к себе в команду. Турсункулов закончит академию и послужит во внешней разведке… Вот и понятно, почему он, единственный из «мусульманского батальона», неизменно присутствует в документальных фильмах про «смелых чекистов при штурме дворца». В декабре 2009 года Турсункулов публично принесет афганцам свои «глубочайшие извинения за наши действия», с такой знаменательной приметой в конце: «И последнее — не держите зла…»

Заметьте, извинился лейтенант-«налетчик» образца декабря одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года, офицер, который командовал взводом, и уделом его было одно — выполнение приказа. А те, которые посылали его, мальчишку, на смерть и живы до сих пор, — помалкивают с извинениями, зато криком кричат о выполненном долге и готовности повторить все сначала, отдай им только родина приказ. Может, это и хорошо, что они не способны «повторить» — в силу своего возраста. А то бы — ой, сколько дров наломали бы кавалеристы-конники лихие. В атаку сердце рвется, а духу молвить «извини» не достает…

2

Над Володей Шариповым довлело чувство ответственности. Он снова вспоминает:

«За всполохами и взрывами впереди трудно было что-то разглядеть и разобраться. Перед самым подъемом на серпантин выныривает неожиданно передо мной бронетранспортер, обрызганный светом наших фар, — вроде бы из небытия. Большой игрушкой, брошенной капризным чадом, валяется. Но видно — живой: фыркает, клубит сизыми дымами, вошкается туда-сюда, рычит в потугах вырваться из плена-канала, куда угодил, спеша к подвигу и победе. Соображаю — это те, которые вопили по рации, что свалились. Четвертый экипаж Турсункулова — БТР № 013 (чертова дюжина!), в котором разместили десантом группу Щиголева».

Владимир Курилов, офицер КГБ, из того же четвертого экипажа, дополняет Володю: