Мутабор

Второй раз за утро Омару пришлось вспомнить Диву. Безусловно, это она ультразвуком своего божественного голоса прервала полет черных дроздов, и это она питает свои связки зародышами розовых скворцов. Яйца птиц в гнездовьях окрестных гор для Примы собирает ее черный слуга с розовыми ладонями. Закир так искусно и ловко карабкается по скалам и деревьям, что его умение уже грозит популяции целого вида. И вот птицы решили обратиться к Омару как к работнику благотворительного «зеленого» фонда по защите природы – с просьбой избавить мир от злой женщины, которая черной завистью завидует их умению петь.

«О, Прима, – вздохнул Омар, – как ты можешь быть столь жестока к большеротым пташкам? Даже не верится, что в твоей груди рождаются звуки, услышав которые ни один человек не в состоянии избежать прилива любовных чувств к окружающему миру.

Интересно, откуда исходит этот волшебный тембр: из недр пышного тела или от внутренних стенок раковины розовой гортани? – Начав грезить о Приме, Омар уже не мог остановить полет своих фантазий. – Ведь ее горло – словно пещера в глиняном обрыве, которую выкапывают зимородки и ласточки для разведения потомства. И яйца она принимает внутрь регулярно, чтобы из нутра вылуплялись звуки столь совершенные и завораживающие…»

Так он промечтал до часа назначенной аудиенции, потому что сладкие греховные мысли навалились на Омара скопом. И потом, он все еще надеялся, что черная полоса рано или поздно должна будет смениться белыми простынями, и, возможно, уже сегодня он заберется в теплое гнездышко Дивы, утепленное нежными мягкими перьями перины, шелковистым волосом и нитью.

7

«А если черная полоса не прошла, быть мне скрученным черными руками слуги Дивы», – заключил Омар, когда Закир приоткрыл перед ним массивные створки железных ворот, словно играючи распахнул легкое пластиковое окно. Играючи в том числе и мускулами. По его прыти и не скажешь, что он евнух. После, характеризуя слугу, Дива заметит, что основное достоинство Закира не в силе рук и ног, а в их ловкости. Ни один вор не сможет забраться на стену так же стремительно, как Закир, а значит, не сможет ускользнуть с украденным, ведь Закир учился технике лазанья по деревьям и скалам у обезьян. Он был лучшим в своем племени охотником на птичьи головы.

Впрочем, молчаливый верзила Закир встретил Омара у порога с подобающим человеческим уважением, склонив голову и прижав руку к груди, а затем проводил гостя внутрь дома.

«Этому он уж наверняка научился в Кашеваре», – решил Омар, разглядывая огромный дубовый стол, украшенный свечками-фонтанами со стекающим фиолетовым воском, что находился в центре миртового дворика.

Посуда – отполированное до лунного блеска серебро и отлитый из стеклянного шара солнца фарфор – состязалась в роскоши сияния на нежных барханах скатерти и салфеток.

Не успел Омар восхититься европейской изысканной сервировкой, как появилась и Дива в длинном роскошном вечернем платье. Вначале Прима Дива слегка наступала на его подол носками туфель, делая декольте еще более головокружительным, а походку в прямом смысле сногсшибательной.

Звон каблуков был настолько высок, что Омар представил себе туфли на тончайшей шпильке. Казалось, Прима на цыпочках подкрадывается к дыням и арбузам, рядами выложенным на паркете. Она высоко поднимала ногу и выкидывала длинный носок вперед, словно перешагивая крупные плоды. Чтобы не упасть, Диве приходилось время от времени приподнимать подол и оголять щиколотки.

8

Может быть, из-за столь откровенного наряда разговор вначале не заладился. Диве было неудобно, а Омару стыдно. Впрочем, Прима на правах хозяйки первая взяла в руки вилку и ножик и начала потрошить поданную птицу, параллельно расспрашивая Омара о впечатлениях от поездки, мол, как ему, путешественнику и ценителю, показался их провинциальный Кашевар.

Омар отвечал односложными фразами. Рассказывать о своей печальной участи он считал излишним. Гораздо более подходящим в данной ситуации было делать комплименты. И Омар на них не скупился, услаждая уши певицы, в которых красовались две вызывающие по величине и красоте жемчужные сережки, словно две двойняшки-близняшки: Дурри-Меншуре (рассыпчатый жемчуг) и Дурри-Масфуфе (собранный жемчуг).

«Одна обладала взбалмошным характером, а другая была влюблена в принца Бирюза», – вспомнил Омар книгу, уже не понимая, что он здесь делает и зачем он настоял на этой аудиенции, так ему было неловко от всей роскоши, окружавшей их.

Но тут Дива, свернув с тропинки ничего не обязывающего разговора, сделала первый неожиданный шаг навстречу откровенности, нагнувшись к гостю настолько, что из лифа платья показались витые гнезда на вершинах сопок.

Засмущавшись, Омар опустил взгляд на паркет, где между грядками бахчевых притаились царственные львы.

– Вы должны мне помочь, – прошептала она волнительным голосом, приблизив свои губы так близко, что они загородили прекрасный пейзаж.

– Я? – удивился Омар, все еще разглядывая дыни и арбузы на паркете.