МутаХамис

К концу обеда Николай понял, что Абубакр придумал ему прозвище, он называл Николая — «мутахамис». Николай спросил, что значит это слово, которое он слышит уже не первый раз. Вся компания оживилась, Абубакр дружески похлопал Николая по плечу, и сказал, что по-арабски это слово значит: "увлечённый человек".

После обеда, наконец, Абубакр с Николаем поехали к пирамидам. В воображении Николая пирамиды стояли на заросшем тростником берегу Нила, в реальности же три гигантские пирамиды стояли на продуваемом ветром белом пустыре. После новых впечатлений и суеты абубакрова гостеприимства Николай не сразу вспомнил, что именно ему надо от пирамид. Было жарко. Абубакра разморило, но он, скрывая зевки, уважительно ждал, пока Николай проверит свою теорию. Между пирамидами прогуливались группки туристов, их лениво донимали катальщики на верблюдах. Николай почувствовал неясную тревогу за своё открытие. Окружающая туристская рутина, казалось, говорила — никаких загадок уже не осталось. Сделав усилие, он стал вспоминать: ему надо понять, с какой стороны «машинное отделение», где проходило русло Нила? Снизу, из толпы туристов было не понять, ответы были наверху. Николай бросился быстро взбираться на крутую пирамиду. Вокруг засвистели, зааплодировали туристы, раздался запоздалый крик Абубакра: «мутахамис!». Николай понял, что залезать было запрещено, но не останавливался. Добравшись до верха, он посмотрел вниз: он чуть было не упал — сверху грани пирамиды казались почти отвесными. Толпа внизу увеличилась, подъехали два джипа. Вслед за ним полез было какой-то турист, но испугался и теперь спускался. Николай прошёлся по вершине пирамиды, посмотрел вокруг, вдаль. Ничто не напоминало «его» Египет: никаких следов Нила — только Каир вдалеке, и — ничего похожего на «машинное отделение». Растерянный, что ничего не нашел, волнуясь от угрожающих криков снизу, он стал спускаться вниз. В толпе его больно схватил за руку разъяренный парень в джинсах. Николай, что есть силы, толкнул парня. Тот крикнул, что он "police" и ударил Николая по лицу.

Так Николай оказался в египетском военном госпитале. Глаз был разбит, рука вывихнута. Лечила его быстродвижущаяся и быстро тараторящая полная тётушка в смешных очёчках, носившая защитного цвета хиджаб и халатик с полковничьим звездами. Даже, явившийся через день развязный Абубакр притих и вел себя с ней, как с начальником, видно, военные имели большой вес в Египте. Но и когда они остались с Николаем вдвоем, веселость давалась ему с трудом, он казался смущенным. Прощаясь, он украдкой вручил Николаю письмо. Причина его смущения оказалась в том, что письмо было от изгоя: оно было от бывшего министра древностей Захи Хавасса. Напечатанное на ломаном русском, письмо было безжалостной отповедью Николаю на его открытие. За неуклюже звучащими на русском вежливыми оборотами чувствовалось ярость ученого против шарлатана. Захи писал, что технологии обработки каменных блоков для пирамид давно известна — это делалось бронзовыми зубилами. Что притирались блоки вплотную с помощью специального раствора — и это тоже хорошо известно. И главное, что «неведомый» чудо-иероглиф, якобы, представлявший собой звено ленточной пилы, это прекрасно известный иероглиф unicod № W134, который означает "кувшин с молоком".

Когда Николая выписали из больницы, до обратного вылета оставалась неделя. Делать ему было нечего, и он с утра отправился шататься по Каиру. День был пасмурный, Николай ходил, повторяя в голове письмо Захи: бывший министр не оставил от его открытия камня на камне, но Николай не смирился и в воображении вел спор с ним. Чтобы ничто не отвлекало, Николай держался центральных улиц — тротуары на них были пошире и почище. В задумчивости он чуть не наткнулся на офицеров госбезопасности: перед правительственными зданиями за чёрными бронированными щитами на колесиках дежурили люди в штатских костюмах с калашниковыми на ремне.

Стал накрапывать дождь и Николай зашел в чайную на углу, куда его водил Абубакр. В таких чайных подавали только крепкий чай, посещали их только мужчины. Сейчас, кроме хозяина за прилавком и какого-то старика, в чайной никого не было.

Николай сел со своим чаем подальше и от прилавка, и от старика. Дождь внезапно превратился в сильнейший ливень, такой необычный для Египта силы и длительности, что все трое, отрезанные от мира стеной воды, подошли к дверям и, приветливо переглядываясь, уставились на шумные струи и пенящееся ручьи на улице.

Николая взволновал дождь, его мощь и шум отозвались в его душе, восхищая и успокаивая. Ему хотелось, чтобы ливень никогда не прекращался, и когда ливень, в конце концов, растратил свою силу, он почувствовал сожаление, будто в мире стало меньше осмысленности и безопасности.

Хозяин вернулся к прилавку, а старик вдруг произнёс по-русски с сильным акцентом: «Николай?» И когда удивлённый Николай подтвердил, что он это он, старик представился:

«Я Захи Хавасс, бывший министр по делам древностей».