– Ну-ну, – прищурившись, глянул на него старший лузянин, – договаривай.
– Зато если прицепятся, – немного помедлив, продолжил Глеб, – так просто нам от них не отделаться. Стрелять по ним я все равно не стану. А очередь в воздух – одна, больше не получится – если и отпугнет их поначалу, то вскоре они все равно поймут, что патронов у нас больше нет.
– Зато у них можно попросить лодку, – подал идею Сашок.
– Отобрать! – развил ее Пистолетец. – Пригрозить атвоматом.
– Ты чего вдруг таким воинственным стал? – свирепо зыркнул на него мутант. – А давай мы ее лучше у них выменяем!
– На что? – неуверенно хмыкнул лузянин. – На атмоват? А они из него – по нам…
– На тебя, – ответил Глеб. – Лишние руки никогда лишними не бывают. Пусть даже одна. Автомат им все равно давать нельзя. Стрелять по нам они, думаю, вряд ли станут, а вот если его найдут у них потом каратели – всю деревню положить могут, в назидание.
– Насчет меня ты потушил? – хмуро буркнул Пистолетец.
– Будешь глупости с гадостями болтать – точно обменяю. Только, боюсь, за однорукого да косноязыкого самую дрянную лодку предложат, потонем до Устюга.
Старший лузянин обиженно засопел. А младший предложил неожиданную мысль.
– А что, если мы подстрахуемся? Ну, чтобы они нападать на нас точно не стали.
– Поясни, – посмотрел на парня Глеб с любопытством.
– Пусть Пистолетец наденет плащ храмовника… И противогаз.
Старший лузянин вскочил, собираясь протестовать, но мутант резким жестом осадил его и кивнул пареньку:
– Продолжай.
– Пусть и автомат тоже он возьмет. А нам свяжем руки. И он потребует у «диких» лодку, чтобы доставить в Устюг тех, кто напал на «галеру». Будто бы. А даже если лодки не будет, то все равно храмовника с оружием пропустят.
– А мои руки?! – завертел «нестандартными» ладонями Пистолетец. – Перчаток-то нет! «Дикие», что, рудаки? Или слепые?
– Руки можно обвязать тряпками, оставить один палец, чтобы стрелять мог. Ну, ранили, или при пожаре обжег, а перчатки в драке потерял…
– Идея весьма интересная, но не годится, – поразмыслив с минуту, сказал Глеб.
– Почему? – вновь одновременно спросили оба лузянина, только старший с облегчением, а младший с сожалением.
– Во-первых, – опять стал перечислять мутант, – если среди «диких» окажутся те, кто участвовал в нападении, эта уловка сразу раскроется. Если они и не запомнили каждого храмовника в лицо, то уж меня-то не запомнить не могли. А я – определенно не нападал на «галеру».
– Ты ее поджег! – воскликнул Сашок.
– Это мы знаем. Но никак не они. И это только во-первых. Во-вторых же, даже если участников нападения не окажется, и нас никто не узнает, нет никакой гарантии, что нас, героев по местным понятиям, не захотят отбить, а «храмовника», соответственно, уничтожить. Причем так, чтобы без всяких следов, во избежание дальнейших неприятностей.
– Не продолжай! – завопил Пистолетец. – Мне твоего «во-творых» уже хватит!
– Эх… – пригорюнился юноша.
– Однако если твой план слегка видоизменить, – ободряюще подмигнул Глеб, – перевернуть с ног на голову…
– Я – храмовник?… – обалдело заморгал Сашок. – Или… ты?… Ой, извини, ты же не любишь…
– Дело не в этом, – отмахнулся мутант. – Люблю, не люблю… Не на ромашке гадаем. И я не то предлагаю перевернуть. Не роли, а ситуацию. «Храмовником», разумеется, оставить Пистолетца – тут у него конкурентов нет.
– Спасибо! – дурашливо поклонившись, буркнул старший лузянин.
– Пожалуйста, – ответил Глеб и продолжил: – Но автомат будет у нас с Сашком. И в Устюг «поведем» мы храмовника, а не он нас.
– «Дикие» – храмовника в Устюг?… – разинул рот Сашок. Пистолетец был удивлен не меньше.
– Не «дикие», – пояснил мутант. – Мы будем «морозовцами».
Видя, что недоумения во взглядах друзей не уменьшилось, он принялся объяснять:
– Так мы сразу снимем проблему, если кто-то из местных участвовал в захвате «галеры». Наверняка многие видели, что храмовники поймали меня и Сашка и держали взаперти. Этим можно объяснить и то, почему мы «арестовали» храмовника и ведем его к своим – ведь между нами вроде как перемирие. То есть в этом случае храмовники первыми нарушили его условия… Ну, тут особо можно ничего не сочинять и не оправдываться – вроде как «военная тайна». Чем меньше скажем, тем самим проще – меньше вероятности ляпнуть что-то не то или вообще запутаться. И тут на руку сыграет сочувствие «диких» к морозовцам – ведь в конечном итоге они хотят объединиться с ними, зачем же отношения портить? Даже если кто-то засомневается, посчитает более правильным на всякий случай не вмешиваться. А лодку можно вежливо попросить. Из чувства солидарности могут и дать. Причем, можно предложить кому-то из них отправиться с нами, чтобы он потом пригнал лодку назад.
– Вряд ли кто согласится, – неуверенно покачал головой Сашок. – Побоятся в Устюг ради какой-то лодки переться.
– Ну, даже если не дадут лодку – позволят нам хотя бы беспрепятственно пройти. И накормят, я думаю. Возможно, и переночевать разрешат.
– А ты им за это сожжешь дом, – буркнул Пистолетец, которому определенно не хотелось играть роль храмовника.