Мутант

— Я очень боюсь перепутать тебя с каким-нибудь обыкновенным муравьем. Можно, я капну на тебя масляной краской? Совсем немножко на спинку? По пятну я тебя буду узнавать!

С тех пор я хожу с красной отметиной, что вызывает некоторое недоверие ко мне у стражников при входе в муравейник.

— Представляю, как тебе скучно одному, — пожалела меня Лена. — Может, тебе в самом деле съездить в Перу? Если они окажутся ненастоящими, ты всегда сможешь вернуться. Я тебя буду ждать, даже если придется ждать десять лет.

— Лена, — слышно из кухни, — обед на столе.

— Жди, Герой, который не боится паука, — сказала Лена. — Я быстренько поем, и мы будем делать уроки.

Она убегает на кухню.

Мы с ней, надо сказать, познакомились на почве грамматики.

Тогда у меня, кроме старика, не было знакомых людей, но я очень тянулся к людям. Настолько, что, когда попал в дом к этой девочке, решил рискнуть. Она как раз писала какое-то упражнение и сделала элементарную ошибку, не помню уж какую.

Я с мужеством отчаяния выполз на страницу тетради и стал бегать кругами по ошибочной букве.

Не глядя, девочка стряхнула меня со страницы. Нельзя сказать, что это приятное ощущение, тут можно и ногу потерять, но я снова влез на страницу. После моей третьей попытки девочка поглядела на букву и задумалась. Думала она вслух, и, когда пришла к правильному решению, я тут же побежал к лишней запятой.

И тут она догадалась, что я не просто муравей, а муравей с грамматическим уклоном. Так она мне и сказала.

Вообще-то Лену ничто так не поражает, как моя грамотность. Она согласна примириться с тем, что я мыслю, могу поддерживать с ней примитивный разговор. Но моя грамотность! Она готова мне памятник поставить за то, что я помог ей исправить тройку в четверти. Видно, мы склонны ценить в других не то, что воистину достойно хвалы, а то, чего не хватает в нас самих. И вообще она в глубине души подозревает, что я притворяюсь. Что я в самом деле нечто вроде прекрасного принца, полагающего нужным до поры до времени скрываться под видом муравья. Нет, она этого не говорит вслух, она даже сочувствует моему одиночеству и хотела бы, чтобы я нашел подобных себе. Но по некоторым ее недомолвкам я убежден, что она намеревается, когда вырастет, поцеловать меня или принести мне какую-нибудь жертву, и тогда я в мгновение ока обернусь добрым молодцем и возьму ее в жены. Что ж, не спорю. Если эволюция вознамерится сделать еще один неожиданный шаг и превратит меня в человека, я согласен жениться на Лене, ибо она — единственное существо на свете, ради которого я готов пожертвовать жизнью. Я открою еще одну тайну: я мог бы убежать, не губя рыжего муравья, но боялся, что он может укусить Лену. И эта мысль была смертным приговором тому бандиту. Именно она, а не мои высокие рассуждения о праве формика сапиенса на самозащиту.

— Ты соскучился без меня?

Нет, милая, я не успел соскучиться. Я думал.

— Ты не представляешь, сколько нам сегодня задали.

Мы принимаемся за уроки.

Сегодня я делаю уроки рассеянно, сам чуть не пропустил квадратный корень. У меня из головы не лезут эти проклятые перуанские гиганты. Чужие, вернее всего, безмозглые существа. А вдруг (на миг забудем о том, что этого быть не должно) они научились мыслить? А что, если именно в них — мой единственный шанс? Ведь в моих руках сейчас, возможно, судьба не только муравьиной, но и человеческой цивилизации. Человечество даже не подозревает, как оно одиноко. Об этом знаю только я.

А Лена, как всегда, читает мои мысли.

— Ты хочешь в Перу?

Нет, что ты. Мне и здесь хорошо.

— Не ври, хочешь. Но ты обещаешь вернуться обратно?

Что мне делать в Перу? Пора смириться с тем, что нет на Земле тебе подобных, и ждать чуда — собственного превращения в прекрасного молодца или кончины в лапах бродячего паука. И тут меня посещает странная мысль: а возможен ли живой (подчеркиваю, живой) разум без чувств, оттесняющих порой разум в сторону? Я понимаю, что теория вероятностей против меня, но я иду на риск, потому что не могу иначе. Не столько ради себя, сколько ради этой девочки.

— Я помогу тебе. Мы поедем на аэродром, и я посажу тебя в самолет, который летит в Перу.

Наивная. В Перу, наверное, и не летают самолеты…

— Как только ты попадешь на аэродром, мы посадим тебя в карман какому-нибудь перуйскому дипломанту…

Глупенькая, не перуйскому, а перуанскому, не дипломанту, а дипломату. Как ты без меня здесь останешься? Опять тройка в четверти по русскому?

А сам уже стараюсь внушить ей, что надо выйти на улицу, там в киоске напротив сидит старик, с которым я знаком. Он сможет помочь доехать до аэродрома…