Мутанты

Универсальность стандартов красоты настолько же очевидна, как и их специфичность. Видимое противоречие легко устранимо, если только признать, что есть такие особенности, в отношении которых вкусы расходятся, и другие, которые всем нравятся. Рост волос (на голове, лице или теле), пигментация (глаз, волос и кожи), возможно, также форма тела (соотношение обхвата бедер и талии) по-разному воспринимаются отдельными людьми, в разных регионах и в разные эпохи. Но в случае относительной моложавости, по крайней мере при оценке женщин мужчинами, вкусы сходятся. Так же, как, по-видимому, и относительно определенного типа лиц. Усредненные лица, как кажется, повсеместно считаются более привлекательными, чем большинство, но не все, резко отличных от них вариантов. Симметрия оказывается предпочтительней асимметрии. Существует обширная литература, посвященная поискам того, кто что считает красивым и когда. Результаты этих исследований в большинстве своем очевидны. В конце концов, если коренного жителя Папуа – Новой Гвинеи привести в Лондонскую национальную галерею и предложить ему на выбор в качестве партнерши Венеру Боттичелли (с картины "Марс и Венера") или "Гротескную старуху" с картины Массейса, он, вероятно, останется индифферентным к обеим, но можно не сомневаться, какую из них предпочтет.

Смысл красоты более противоречив. Здесь я хочу подчеркнуть всего лишь одну мысль: красота говорит нам о физиологическом состоянии организма и является, по сути, сертификатом здоровья. В самой простой форме справедливость этого утверждения вполне очевидна. Чистая кожа, ясные глаза, белые зубы – это одновременно проявления красоты и здоровья. Не случайно бразильские мужчины, приметив красивую кариоку[313], восхищенно вздохнут: "Que saude!" – "Какое здоровье!" Менее очевидно, однако, другое: связаны ли со здоровьем определенные пропорции лица и их симметричность. Исследования с использованием полученных на компьютере изображений свидетельствуют: мы воспринимаем красивые лица как здоровые. Но попытки установить связь между красотой и здоровьем конкретных людей дают низкие и неустойчивые коэффициенты корреляции.

Возможно, так происходит оттого, что красота больше не является тем, чем была. На протяжении всей человеческой истории плохое здоровье было по большей части вызвано питанием и патогенными организмами, а именно недостатком первого и избытком вторых. Красота могла служить индикатором либо благоприятных условий среды, либо способности противостоять различным напастям. Доказать, что это в значительной степени правда, помогли бы данные о снижении изменчивости красоты хотя бы в развитых странах при увеличении ее средних значений. Зоб и кретинизм все еще поражают людей на обширных территориях земного шара, но они больше не встречаются у швейцарцев. Безобразные следы оспы исчезли повсюду. Даже в Англии зубы у большинства людей сохраняются теперь вплоть до кончины. Интересно было бы узнать, как болезни, поражающие множество детей на планете, – такие как филяриоз, малярия, сонная болезнь, – не говоря уж о различных формах дефицита питания, отражаются на симметрии и пропорциях лиц взрослых людей, сумевших пережить все эти невзгоды и недуги. Несомненно, что благосостояние также дорого обходится красоте – она платит за него ожирением, больными зубами и стрессом. Но при благоприятном соотношении тех и других воздействий – а так оно и должно быть – в любой аудитории американского или европейского колледжа содержится такой избыток красоты, которого в человеческой истории прежде никогда не существовало.

Это может показаться невероятным, но лишь потому, что мы мало знаем об успехах красоты. Красота подобна богатству. Со временем она увеличивается, но распределение ее остается неравномерным. Сколько бы у нас ее ни было, всегда кажется, что у кого-то ее еще больше. Отчасти это происходит из-за того, что красота как признак здоровья есть также признак богатства. Допустим, однако, что существует общество, богатое и эгалитаристское, все члены которого обладают одинаковым здоровьем. Примерно к такому общественному устройству приближаются Нидерланды (а Великобритании и Соединенным Штатам до него еще ох как далеко). В таком обществе по одному внешнему виду ребенка нельзя будет судить о его социально-экономическом положении. Но будут ли при этом все одинаково красивы? Исчезнут ли различия в физической красоте? Думаю, что нет. Каким бы красивым ни казался себе средний голландец, некоторые из соотечественников все же будут красивее его. Я подозреваю, что красота содержит некую остаточную дисперсию, которая не исчезнет даже после выравнивания условий воспитания. Остаток этот определяется нашими генами.[314]