"Ага, приспичило. Жаренный петушок в жопу клюнул", - обрадовалась она и быстро собрала тонометр, фонендоскоп и просроченные абортные медикаменты.
Ну и врачиху тетка выискала. Глухая, как тетеря, без телескопов ничего не видит и еле ноги волочит, - бурчал Сергей, помогая старухе залезть в авто.
Встретив Наину Моисеевну, Матрена Иосифовна пустила слезу. Они подобострастно целовались, словно молодожены, и развязали мешок воспоминаний о "раньше". Наина Моисеевна дальновидно прибеднялась, и Матрена Иосифовна, поняв ее, тоже. Отведя души, вспомнили о Марксине. Моисеевна, долго и добросовестно исследовав племянницу, беспомощно развела руками: "Не могу помочь, дорогая Мотя, прими соболезнование, от смерти лекарства нет".
Ну что же, - смирилась с несчастьем Матрена Иосифовна. - Пришла беда, отворяй ворота. От бога за грехи мне наказание. Нет у меня наследников.
А я! А я! - кричала душа Сергея.
Мотя, а гонорар? - не дождавшись подношения, напомнила Моисеевна.
А за что? На тебя Серега бензин потратил, - пожадничала лучшая подруга жизни.
Моисеевне ничего не осталось делать, как, недовольно бурча, уйти несолоно хлебавши. Хоть бы чаем напоила.
Сергей - свидетель консультации, понял: осталось ждать пинка под зад и поэтому лихорадочно соображал, как притормозиться.
Нужно отвезти Марксину в реанимацию. Что знает эта глухая тетеря? - предложил он.
Не скажи. Она не ошиблась. Хоть и очень жадная (можно подумать, что Матрена добрая), но фронт прошла (заочно) и аборты мастак делать. Я верю ей.
Разуверить таких, как Иосифовна, невозможно: если уж блажь вскочит в башку, то и колом не выбить. Сергей зашел в спальню: Марксина лежала на тахте словно живая, и, казалось, откроет глаза и встанет. Сергею почудилось, что у нее дрожат веки, будто силится открыть глаза, но не может. Тогда начал исследовать: приложил ухо к груди вроде послышалось слабое биение сердца и бурчание в животе.