— Вино? Иногда пью, но, как я уже только что вам сказала, мне сегодня ещё надо вернуться в офис комбината.
— У нас в России есть такая поговорка: «Работа не волк, в лес не убежит», — засмеялся Литвиненко и, поднявшись с кресла, подошёл к холодильнику, достал оттуда бутылку марочного вина, из серванта достал бокал, вернулся к столику и наполнил бокал вином.
— Я, кажется, ясно вам сказала, что не буду с вами пить, — нахмурилась Ципора, до этого молча наблюдая за действиями Литвиненко. Беспардонность хозяина кабинета её возмутила.
— Зря вы идёте со мной на конфронтацию, — сделав скорбное лицо, сказал Литвиненко, отставляя в сторону наполненный вином бокал.
— Я вы ведите себя прилично, и никакой конфронтации у нас с вами не будет. Так вы выслушаете меня?
— Да, я готов вас внимательно выслушать, — улыбнулся Литвиненко. — Так что привело вас в мой кабинет?
— Виктора Сергеевича арестовали, посодействуйте, чтобы его отпустили. Произошла чудовищная ошибка.
— А у меня другие сведения, — вздохнув, сказал Литвиненко. — Это не ошибка, а преступление.
— B чём его обвиняют?
— В укрывательстве от государства сверхприбыли и неуплаты в государственную казну налогов с этой прибыли.
— Нет, это не так, все финансовые операции предприятия, которым руководит господин Крутов, вполне законные.
— Я не следователь, мне не надо объяснять суть дела, — усмехнулся Литвиненко. — Я только наместник царя в регионе, но в моей власти ужесточить или облегчить участь заключённых, и даже посодействовать об их освобождении под подписку о невыезде.
— Так сделайте это. Посодействуйте в освобождении Виктора Сергеевича.
— Я так понимаю, что это и есть цель вашего визита ко мне?
— Да. Именно об этом я и пришла просить вас.
— Госпожа Коэн, а какие у вас отношения с Виктором Сергеевичем?
— Что вы имеете в виду?
— Вы с ним спите?
— А вы всем женщинам задаёте такие бесцеремонные вопросы? — смутившись и слегка покраснев, спросила Ципора.
— Нет, только тем, которым от меня что-то нужно, и которые ради достижения своей цели готовы на многое. Многие женщины, ради спасения любимого, готовы пожертвовать собой. Так может, всё-таки, договоримся? — спросил хозяин кабинета и, присев перед Ципорой на корточки, положил ладони на её колени.
— С вами? Никогда, — смерив хозяина кабинета презрительным взглядом, сказала Ципора. — Сейчас же уберите руки с моих колен.
— Не хотите вы помочь Виктору Сергеевичу, — вздохнул Литвиненко и, поднявшись, с сожалением посмотрел на Ципору. — Мне очень жаль.
— Я обязательно помогу ему, но не таким способом. Неужели вы могли подумать, что я соглашусь на ваши условия?
— Я здесь Бог и царь, и всё власть сосредоточена в моих руках. Так что, госпожа Коэн, все ваши хлопоты, в обход меня, будут пустыми. У вас нет выбора, потому что другим способом вы ничего не добьётесь.
— Вы не царь, вы наместник царя, а ваш царь сидит в Москве. Я поеду к нему и добьюсь аудиенции у Президента, — сказала Ципора и, поднявшись с кресла, направилась к двери.
— И вы думаете, что вам это удастся? — искренне удивился Литвиненко, зная о том, как трудно попасть на приём к Президенту простому смертному. — Желаю вам удачи.
Ципора молча проследовала до двери.
— А может, всё-таки согласитесь на моё предложение? — бросил вдогонку Литвиненко, не сводя глаз с её необъятных бёдер.
Вместо ответа, Ципора показала ему вытянутый средний палец руки и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.
— Ах ты, сучка жидовская! — крикнул, оскорблённый этим красноречивым и понятным в любой точке земного шара жестом, Литвиненко уже в закрытую дверь и грубо выматерившись, схватил трубку телефонного аппарата…
— Константин Дмитриевич, ты извини меня, но то, о чём ты просишь — невыполнимо.
— Почему?
— Потому что, она гражданка иностранного государства.
— А что, мало граждан иностранного государства сидят у нас в тюрьмах? Ты же сам говорил, что посадить можно любого человека.
— Здесь особый случай. Мало того, что она представитель зарубежного бизнеса в нашей стране, она, оказывается, ещё и племянница израильского консула, и сейчас эта девица направляется в Москву к своему дядюшке. Ты представляешь, какую кашу она может там заварить? Я на сто процентов уверен, что она, через своего дядю добьётся аудиенции у Ельцина, а тот, ты сам знаешь, мужик крутой и горой стоит за тех бизнесменов, которые поднимают экономику на Урале и в Сибири.
— Знаю, — недовольно поморщился Литвиненко. — Он же с Урала.
— Да, только к нему это летучее выражение — «Ты что, с Урала»? — не подходит. Он не дурак и не простачок, а свой Свердловск, то есть — Екатеринбург, любит и лелеет, как любимую женщину. А чего ты так ополчился на эту особу?
— Она оскорбила меня. Представляешь? Оскорбила представителя власти…
— Чем же это? Не дала, что ли?
— Не в этом дело, — недовольно буркнул Литвиненко, которому не очень понравилось напоминание о его фиаско. — Она может спутать мне все карты в игре против Крутова. Я даже не предполагал, что она окажется такой стойкой и не проутюжит своей большой задницей мой диван.
— А хотелось?