Мутанты

– Он что, и живет в этой яме? – не позволила зациклиться ему Оксана.

Вовченко встряхнулся:

– По моим наблюдениям, там святилище. Или ритуальное место, жертвенник. И костер у него наверняка священный. А вокруг тропа набита. Тоже будто бы танцует…

– То есть он там появляется?

– Думаю, регулярно, по ночам.

– А ты с ним разговаривал?

– Пытался! Да ведь он ни русского, ни вашей мовы не знает. Только рычит. И звуки такие, как у разъяренного тигра. Силится что-то сказать, какие-то зачатки речи есть! Так ничего не разобрать, а материться умеет!

– Как – умеет?

– Да обыкновенно, как мужики! Видно, имел общение. Кроме мата ведь еще лук и стрелы освоил, курить научился… Потому и думаю, это не мутант – первобытный человек. Может, неандерталец. Или потерянное звено… Но не в чистом виде, может, потомок. Надо в Академию наук сообщить! Срочно! Не то хохлы перехватят. Или, того хуже, американцы…

Оксана спрятала йод, подхватила баул и решительно отвела засов на двери:

– Поехали! Сама хочу вступить в контакт!

Вовченко ослаб, затрясся и с ужасом вжался в угол: психика была безнадежно нарушена…

Мутант раскурил трубку и сгорбившись медленно поднес ее деду – словно великую драгоценность, а может, резким движением спугнуть боялся. Тот не шелохнулся, наблюдая, что же будет: серый, пасмурный рассвет едва озарял могучую, зловещую фигуру чудища, и в какой-то миг Куров ощутил, как захолонула душа и вдруг ожили под шапкой жидкие остатки волос.

– Да не курю я, – произнес он, чтобы стряхнуть оцепенение. – Бросил давно. И ты давай осторожнее с огнем-то. Видишь, нынче сухо в лесу.

А тот вдруг чуть распрямился, прислушиваясь к голосу деда, и неожиданно гортанно выдавил:

– Суха… Саха…

– Вот-вот! Сухо, – подтвердил Куров. – Одна искра, и пойдет пластать…

– Саха-Якутия, – вдруг сказало чудище довольно разборчиво, но не голосом, а животом, как чревовещатель.

Куров подпрыгнул, чем и спугнул мутанта.

– Что – Саха-Якутия?! Ты что сказать хочешь?

– Тундара кырдан! – зарычал тот. – Уктээн айбасы! Кубатыныны! Ай-яйяй… Санаабар кириккитте! Кургыттара Арсан!

– Погоди-погоди… Ты по-каковски лопочешь? При чем здесь Саха-Якутия? Ты что, оттуда?!

– Халаам канул! Уорэ сохнут! Саха, саха! Сохнут канул. Кель тундара, тундара хотун!

Дед головой потряс:

– Ничего не понял! Если это якутская мова, то я ее немного знал. А тебя совсем не понимаю! Вроде похоже, да не то… А по-русски-то совсем никак?

Третий глаз во лбу приоткрылся, зато два других прищурились, создалось впечатление, будто речь-то мутант понимает, только сказать не может.

– Ятимать! – внезапно выпалил он.

– Во! Это я понимаю. А еще что знаешь?

– Тутан, тутан ! – Он запрыгал, потрясая дымящейся трубкой. – Ойху-дьарзаа, ойху! Ойху! Хатыныны уктээн – арыы! Арыы! Кель манда! Кель манда! Кель!

– Да ты шаман, что ли? – изумился Куров. – Пляшешь-то эдак!

– Шаман, шаман! – подхватил мутант. – Тутан! Тутан! Ырыатын лабба! Ай-яйяй! Кырык тёбё! Арсан Дуолайя тыала. Айбасы? Айбасы! Айбасы!

– Слушай! – У деда дыхание сперло от догадки. – А ты не от Юрко ли пришел?

– Юрко! Юрко! – гортанно выкрикнул шаман. – Дыда Кур! Дыда Кур!

– Точно, я Куров! Степан Макарыч. А прозвище было Кур!

– Дыд Кур! – Все три глаза распахнулись. – Чуумпу тыала? Илгынна абасы! Баба! Баба Игылыз! Сава!

– Баба? Есть бабка Сова! Елизавета Трофимовна…

– Сова! Баба Сова! Дыд Кур!

– Так ты от Юрко пришел? Из самой Якутии?! Неужто Юрко прислал?

– Якутия! Саха-Якутия! Ятимать!

Куров приблизился и наконец-то разглядел, что одет пришелец в драную, до ремешков, вытертую и потому неузнаваемую якутскую малицу с капюшоном. Даже когда-то расшитую бисером и цветными нитками мулине, от которых сейчас остались висящие отдельно горошины и охвостья. Штаны на нем тоже были меховые, из пыжика, но разошедшиеся по швам, так что в прорехах зияло смуглое тело. Сквозь густую, торчащую во все стороны бороду едва проглядывали костистые, морщинистые скулы и пара блеклых глаз. Третий, на узком лбу, был почти прикрыт почему-то среднеазиатской тюбетейкой. На вид этому шаману было лет за шестьдесят, не меньше, однако подвижность его на удивление казалась молодой. Вот что значит – всю жизнь дурака валять, скакать и прыгать возле костров, с бубном…

– Что же ты, дед, сразу ко мне не пришел? – пожурил Куров. – Коли Юрко послал ? А то ведь тебя за мутанта чернобыльского приняли…

Старик-шаман оживился:

– Юрко! Ырыатын тыстыллер тазыстыллар санаабар! Дед подумал, пожал плечами:

– Ну вот как я тебя пойму? Ты бы хоть по-якутски сказал… Это что, специальный шаманский язык? Навроде как у нас в церквях попы книжки читают?

– Шаман тутан тундара! На куй!

– Чего-чего? – насторожился дед. – Так у вас в тундре говорят?

– Тундара! Тундара! Юрко тундара пыл. Алмас трупка як! И бизда.

– Ну и чудной у вас, шаманов, язык! Как у хохлов, честное слово…

– Ызык! Юрко ызык сапыл! Саха тыстыллер на крен! Ай –яй-яй…

– Ага, стоп! – сообразил Куров. – Ты хочешь сказать, Юрко свой язык забыл?

– Ызык сапыл! Ятимать!!

– Забыл язык, потому уже год никому писем не пишет?