Мутанты

Потом еще одно увлечение было – молодой специалист, пришедший на «скорую» после ординатуры. Лет на семь моложе, но не мальчик – муж, взрослый не по годам, серьезный и в чувствах сдержанный. Этот много слов не говорил, а сразу начал дорогие вещички преподносить: перстенек, сережки, броши, цепочки – все золотое, с камушками, а это к чему-то обязывает. Смущало, что подарки не новые, не из ювелирного магазина, да он намекал, дескать, наследство досталось богатое. А в глубинку приехал из романтических побуждений, ибо с давних пор мечтал стать воспетым в литературе земским врачом. И ухаживал красиво, как в кино, любил сюрпризы делать, цветы домой присылать, дня не проходило без знаков внимания. Не то чтобы уж сильно, но закружилась голова, когда он замуж предложил, причем, чтоб официально, с регистрацией и венчанием. Уже кольца обручальные купил и даже в доказательство своей пылкой любви хотел ее фамилию взять, мол, его не совсем благозвучная – Гузка.

И опять Юрко ей привиделся.

«Не верь, обманет! – предупредил. – Потом сама себе не простишь! А я приеду, строго спрошу!»

Пожалуй, не удержалась бы и голоса его не послушала, но кавалер вдруг раз, и пропал на несколько дней. Потом милиция приехала, предложили добровольно сдать все подарки в качестве вещественных доказательств: оказалось, ухажер в харьковской «скорой» прежде работал, фельдшером, и когда ездил по вызовам, чистил квартиры в паре с медсестрой, своей сожительницей. Ее с поличным прихватили, и она, спасая своего возлюбленного, все кражи на себя взяла. Он выкрутился, прошел свидетелем и потом уехал в Братково, чтоб про врачующего вора подзабыли.

Так что Мыкола Волков, который норовил всего лишь пообнимать, потискать да пооблизываться, и даже прапорщик Чернобай со своей юношеской гиперсексуальностью были честнее, чем другие.

Оксана уже подъезжала к Братково, когда сзади замелькали фары. Ей подумалось, неужели это настойчивый американец, и даже весело стало, поскольку его пошлые, змейские речи все еще были на слуху и слегка будоражили душу. Но нет, оказалось, Мыкола – обогнал, остановился и бежит навстречу, словно машину обнять хочет. Она притормозила, а Волков с ходу на пассажирское сиденье плюхнулся и руку схватил:

– Ну вот, краса моя ненаглядная, наш час настал! Предлагаю тебе руку и сердце! Выходи за меня! Я свободный мужчина!

Она предчувствовала, что это когда-нибудь случится с Волковым. И с Чернобаем должно было случиться – слишком уж долго манежила этих хлопцев…

– Ты, может, и свободен, Мыкола, – сказала Оксана и по щеке его погладила, – да мое сердце занято. Знаешь ведь, я до сих пор Юрко люблю.

– Это твои отговорки! – Волков проявлял крайнюю, не знакомую прежде решительность. – Не любишь ты его. И не вешай мне лапши! Поехали к твоему отцу. Я с ним договорился.

– Договорился? – изумилась она.

– Как полагается по старому обычаю. Посвататься, чтоб все серьезно!

– И тату согласие дал?

– Слово дал!

– Это он поспешил! – засмеялась Оксана и отняла руку. – Ты бы хоть поухаживал за мной, для порядка. Подарков бы каких-нибудь надарил, букетик…

– А я тебе все сразу подарю. Все, что есть. И себя самого!

– О, это очень дорогой подарок для меня. Не приму!

– Почему?

– Не нужен ты мне, Мыкола. Особенно после Тамарки. Чтобы я, после нее? Никогда!

Он глянул исподлобья, незнакомо и жестко, по-волчьи.

– Ты не оставляешь мне выбора, – внезапно выдернул ключи из замка зажигания. – Силой возьму. Здесь и сейчас. Ты доигралась, девочка.

Эти слова у него были чужими, наверняка где-то услышанными и взятыми на вооружение. Оксана в тот миг подумала, что с ней так и надо – резко, решительно и силой. Тогда, может быть, вылетит блажь из головы…

Но достала монтажку из кармана дверцы:

– А тебе уже приходилось? Насиловать беззащитных девушек?

Показалось, он щелкнул зубами и отвернулся. Оксана решила не дразнить его – на всякий случай:

– Остынь, Мыкола. Ты же знаешь, я Юрко люблю.

– Ну да, твой Юрко лучше всех! – как-то по-ребячьи огрызнулся тот.

– Он не лучше, он хуже всех! Он, подлый, измучил меня. Который год томлюсь, как в тюрьме! Найди еще такую дуру, чтоб столько ждала!

– Брось его! Забудь! И выходи за меня!

Она положила голову на руль, спрятала лицо за рассыпавшимися волосами.

– Брошу! – проговорила клятвенно. – Но сначала дождусь. Я ему устрою! Я ему отомщу за свою юность!

* * *

Утром бабка Сова проспала до девяти – пока со сватом провозилась, пока его домой с Оксаной отправила, да на дедовой половине прибралась, и только в четвертом часу спать легла. Тут же подскочила и сразу побежала в козлятник. Коза привыкла к ранней дойке и теперь орала на всю округу.

Но едва присела возле нее и взялась за соски, как почуяла – кто-то шелохнулся за спиной. Бывало, козел из ревности ее бодал, и хоть получал не раз по рогам, все равно иногда ткнет лбом в спину, а сам наутек.

– Вот только попробуй! – пригрозила она, не оборачиваясь.

И вдруг услышала гортанный, чудной голос:

– Ыррын баба… Сулум алкум, ыррын баба.

Глаза скосила, и подойник выпал из рук – леший! В ясли козлятника забрался и сидит, глазами морг, морг…