Мутные воды Меконга

Пять часов. Ноги сами нашли дорогу к ближайшей почте. Я продиктовала женщине в окошечке родительский номер в Виргинии и залезла в крошечную душную будку, пока она звонила оператору в Ханой. Через полчаса ей наконец удалось дозвониться, и я протянула второй номер – лучшего друга в Бостоне, который, как я надеялась, мог бы приехать во Вьетнам и навестить меня. Прошел еще час. Наконец зазвонил главный аппарат.

– Бостон, – крикнула сотрудница почты, – четвертая кабинка.

Это был Ларри.

– Привет, – услышала я его голос через помехи. – Ты говорила с мамой?

Странный вопрос.

– Нет еще, а что?

– Кое-что случилось.

Мир вокруг вдруг стал серым. Он не завертелся и не поплыл перед глазами, просто все краски вдруг исчезли.

– Что такое?

Только бы не авария, пожалуйста, только не авария.

– Она упала с лестницы.

Колени размякли от облегчения. Мама сильная, крепкая. На лестнице у нас дома ковер. Растяжение, пара синяков, в крайнем случае перелом ноги – наверняка этим все и ограничилось.

– С каменной лестницы в Уильямсбурге, – продолжал Ларри. – Дела плохи. Сломаны ключица и оба запястья, а еще она рассекла голову, и у нее начались приступы. Не знаю, в больнице она сейчас или нет.

– И давно это было?

– Три недели назад.

Три недели – слишком долго, чтобы лежать в больнице. Неужели она в реанимации? Может, она была при смерти, а я в это время продолжала писать ей письма. Три недели. Впервые я осознала, как далеко нахожусь, как невообразимо далеко, в миллионе миль от того места, где мне хотелось сейчас быть.

– Ларри, пожалуйста, позвони родителям. Попроси перезвонить на этот номер. Мне надо с ними поговорить. Я буду продолжать дозваниваться отсюда.

– Будет сделано, – пообещал он и повесил трубку.

На следующие два часа время как будто замерло. Казалось, прошел месяц, год, а я все сидела и ждала, когда зазвонит телефон. Почта закрывалась в девять. В семь вечера сотрудница, что сидела в окошке, принялась запирать двери: я была единственной клиенткой, и ей стало скучно. Я стала умолять, чтобы она не закрывалась. Принялась весело болтать с ней на вьетнамском. Разглядывала фотографии ее детей и отвешивала комплименты ее мужу, но в голове все это время была сплошная вата.

Это казалось таким бессмысленным. Ведь это я бродила по джунглям, кишащим браконьерами и паразитами. Она же сидела дома в полной безопасности и ждала моего возвращения. Мне в голову не приходило, что может случиться так, что ее там не окажется. Я была в полной растерянности, не знала, что мне делать, – как воздушный змей с оборванной нитью.

Мне всегда хотелось знать, каково это – иметь дом. Мне казалось, что я не понимаю, что такое дом, ведь мы так часто переезжали, когда я росла, и в семье вечно что-то происходило. Теперь я поняла, как глубоко заблуждалась. Моим домом, моими корнями была мама; благодаря ей я с уверенностью могла сняться с места и отправиться открывать мир. Если бы я могла рассказать ей об этом.

Я должна была быть дома.

Зазвонил телефон. Все-таки зазвонил! Это была мама, голос у нее был сильный и четкий.

– Все в порядке, – весело проговорила она. – Папа вечно говорит, что я ношусь по лестнице туда-сюда. Теперь буду держаться за перила.

Она действительно сломала оба запястья и ключицу, рассекла голову и потеряла пятнадцать процентов крови и очень долго лежала без сознания. Провела несколько дней в больнице, после чего ей разрешили вернуться домой, и теперь она выздоравливала под папиным присмотром.

– Я твои письма теперь печатаю на машинке, – сообщила она. – Только медленно получается. Только один палец не забинтован.

И тут я расплакалась.

26 СТОЛКНОВЕНИЕ

Дорогая мамочка!

Скажи, что тебе привезти? Во Вьетнаме красивые шелковые шарфы, чудесные народные инструменты и потрясающие вышивки. Если ты не ответишь на это письмо, я куплю тебе детеныша дымчатого леопарда. Помнишь, я все грозилась привезти с Филиппин маленького водяного буйвола? Тогда я тоже не шутила.

Через неделю я повезла Джея в Ханой на поезде. Его рана подсохла и потихоньку затягивалась. Со временем он сможет ходить, как раньше, но уродливый шрам останется навсегда. Следующие две недели я ухаживала за ним и не переставала звонить маме. Она была категорически против моего возвращения домой. Я не знала, верить ей или нет, – не знала, хочу ли я ей верить. Дни проходили как в тумане.

Однажды утром Джей заявил, что сыт по горло Вьетнамом и вскоре уедет в Таиланд. Он уже решил, куда направится – в маленький курортный городок недалеко от Бангкока. Но прежде чем сесть на самолет, он должен был вызволить «зверя» из гаража в Йенбае, где тот остался на хранении. Джей был непреклонен: я должна сопровождать его. Я согласилась. Ведь тогда я еще не знала, что буду делать дальше.