Я кивнула и слегка устыдилась себя. Между стычками с моими проводниками и утомительными велосипедными переездами наснимала я, прямо скажем, немного.
— Посмотрим?
Я достала камеру и протянула ему. Он повертел ее в руках, критически осматривая со всех сторон:
— Вы думаете этим снимать фильм?
— Думаю, — наивно ответила я, — а что?
— Да эта камера — кусок дерьма. Только для домашнего видео и годится. Дайте-ка посмотрю, что у вас за пленка. «Сони». Так я и думал. — Он выронил картридж, как будто тот обжег ему пальцы. — Получите одни запоротые кадры. Лучше бы взяли «Фуджи». Как у меня.
Он дотошно осмотрел мое оборудование, раскритиковав все мои фильтры, сморщив нос при виде моих аккумуляторов и кабелей.
— Я заряжаю камеру от мотоциклетного мотора, — наконец заявил он.
«Хорошая идея», — подумала я.
Он оказался продюсером из Канады, который снимал здесь фильм про древнюю дорогу мандаринов[4]
. Он планировал купить мотоцикл в Таиланде и проделать маршрут через Камбоджу, по шоссе, идущему вдоль вьетнамского побережья, до самого Китая. Но судьба распорядилась иначе: из-за недавнего происшествия с туристами, погибшими в Камбодже, наземная граница была закрыта, и иммиграционные власти отказали ему во въезде. Он был вынужден с убытком продать свой мотоцикл в Таиланде и прилететь в Сайгон на самолете. Теперь у него не хватало денег, и он искал попутчика, согласного отправиться на север вместе с ним на одном мотоцикле.Настоящий оператор! Я присмотрелась к нему получше. Мы могли бы снимать друг друга. А я нахваталась бы от него полезных советов и улучшила бы свои убогие операторские навыки. Я сквозь пальцы посмотрела на его комплекцию — он напоминал перекормленного сирийского золотистого хомячка — и пригласила с собой на север. На велосипеде.
Моя щедрость его не поразила.
— Это хороший велосипед? — подозрительно спросил он. — А то знаете, бывает такое вьетнамско-русское дерьмо…
Я представила свою древнюю китайскую раздолбайку.
— Велосипед не вьетнамский, — ответила я. — И он почти такой же хороший, как моя камера.
— Кстати, о камерах, — заметил он, — у вас нет поглотителя влаги? Мой рюкзак попал под дождь. Камера еле дышит. Просушить бы ее.
— Моя камера водонепроницаемая, — заметила я. — И в рабочем состоянии.
— Ага, конечно, — бросил он и почесал брюхо.
Я отдыхала в своей комнате размером с чулан: в одном углу унитаз, торчащий из пола, и календари во всю стену с изображением обнаженных вьетнамок с несоразмерными буферами. И тут услышала стук в дверь. «Только бы не Хомяк», — взмолилась я. Мое импульсивное предложение потащить его с собой в горы, где он пыхтел бы и обливался потом, очень скоро перестало казаться таким уж удачным.
За дверью стоял незнакомец, высокий мужчина с выгоревшими волосами, густыми коричневыми усами и голубыми глазами, которые на его загорелом лице выглядели не на своем месте. Его рука лежала на дверной ручке.
— Слышал, у вас есть два мотоцикла на продажу, — произнес он.
Видимо, «велосипед» превратился в «мотоцикл», «один» в «два», а «ищу попутчика» в «продаю» — слухи среди путешественников разлетались с молниеносной скоростью.
Я выложила ему все как есть. И будь что будет, позвала его в попутчики.
Но видимо, было что-то такое в велосипедах, что отвращало таких вот «индиана джонсов» сильнее, чем зоб или гонорея. Он выбил сигарету из смятой пачки «Мальборо», переваривая то, что я ему только что сказала.
— Я тут присмотрел себе «хонду» с 450-сантиметровым мотором. Классический мотоцикл, старушка, оставшаяся чуть ли не с военных времен. Настоящая красавица.
Он замолк и оглядел меня сквозь завитки сигаретного дыма.
— Двое на ней запросто поместятся.
Он планировал купить мотоцикл в Сайгоне, пару месяцев поездить на нем по пути в Ханой, потом продать за более высокую цену и улететь в Лаос. Он был родом с Аляски и уже восемь лет приезжал в Азию каждую зиму, спасаясь от арктических холодов. Летом работал плотником, строителем, добровольцем во время разлива нефти с «Экссон Валдиз»[5]
— короче, разнорабочим. Больше всего ему нравилась рыбалка, особенно на чавычу, которая достигала таких размеров, что и руками не показать.— Мои друзья всегда сверяются с таблицей приливов, прежде чем мне позвонить, — с гордостью проговорил он.
Ему был сорок один год, а улыбка — как у мальчишки; когда он улыбался, волоски над верхней губой раздвигались и натягивалась кожа, постепенно сдававшая под натиском беспощадного тропического солнца и крепких сигарет, которые он выкуривал одну за другой. Он хотел, чтобы мы купили его красавицу «хонду» в складчину.
Я предложила ему купить велосипед и бросить курить.
Он зажег еще одну сигарету.