Мутные воды Меконга

Джей резко повернул голову, прислушиваясь, и я тоже услышала далекий рокот приближающегося мотоцикла. Если солдаты не поленились ехать за нами так долго, значит, у нас серьезные неприятности. Вокруг только прозрачные деревца, спрятать мотоцикл негде. Джей в отчаянии закурил, я присела на корточки и стала ждать.

На дорогу с тарахтением выехал ржавый мопед, нагруженный до отказа: старик, его жена и ребенок, три цыпленка и мешок с рисом. Старик остановился и в дружелюбной манере, присущей сельским жителям, стал расспрашивать, что привело нас сюда и не требуется ли помощь.

Выяснилось, что у дороги все-таки есть конец — в трех-четырех километрах дальше по прямой. Она вела в деревню хмонгов, где в хижинах на сваях вдоль реки проживало около двухсот человек. Старик пригласил нас следовать за ним и сказал, что с радостью покажет путь.

Мы с готовностью приняли его предложение, и вскоре наш неуклюжий «зверь» трясся по дороге, следуя за своим более поворотливым братцем. Деревня, которую я уже не надеялась увидеть, материализовалась перед глазами: чудесные домики на сваях с пристройками и отполированными бамбуковыми полами, снабженные аккуратными лестницами в десять ступеней. Круглозадые свиньи, покачиваясь, семенили по пешеходной дорожке, ведущей к реке; мягкое речное течение омывало корни каучуконосов ленивыми коричневатыми волнами. Идиллия.

Старик хмонг приказал нам занести рюкзаки в дом: собиралась гроза. Его жена подала нам горький зеленый чай, а я тем временем принялась осторожно расспрашивать, как найти жилище старосты, чтобы высказать почтение и попросить разрешения осмотреться. Старик беззубо улыбнулся и показал на пол. Он и был деревенским старейшиной и сказал, что мы можем остаться, но сначала он отведет нас к своему другу, который знает английский и французский, чтобы все прояснить.

Мы послушно забрались на мотоцикл и последовали за стариком по заросшей травой дороге. Смуглые девушки в целлофановых саронгах[6] молотили рис о землю и расталкивали ногами испуганных цыплят. Усохший старец посмотрел на меня сверху вниз, восседая в слоновьем седле с ручной резьбой. Горбатые старухи демонстрировали черные зубы и плевались кроваво-красной слюной с ошметками бетеля.

Мы проехали через ворота, увешанные ржавыми остатками американской колючей проволоки, и внезапно оказались у цементного здания с поникшим вьетнамским флагом. Штаб-квартира компартии. Ворота за нами уже закрылись.

Руководитель был на удивление молод, не в пример деревенскому старейшине, чье лицо было испещрено морщинами и старыми шрамами, и, тем не менее, старейшина раболепствовал перед ним. Мы потревожили начальника во время дневного сна, и он ввалился в комнату с опухшими глазами, отодвинув москитную сетку, натянутую над армейской койкой, чтобы нам было где сесть. Мы молча смотрели друг на друга. Он явно не был рад видеть нас, впрочем, как и мы его. Старик что-то шепнул ему на ухо, объясняя обстоятельства нашего приезда на непонятном диалекте. Молодой чиновник кивнул, не улыбаясь, и обернулся к нам.

— Документы, — сказал он и вытянул руку.

Я решила рискнуть. Он не говорил ни по-английски, ни по-французски; в комнате не было телефона, а столица в нескольких часах езды. И я притворилась идиоткой.

В течение следующего часа мы пытались преодолеть ряд нарочно воздвигнутых мною барьеров. Чиновник спросил, кто мы по национальности, и я пробормотала пару фраз по-французски. Потребовал наши паспорта, и я протянула ему пачку позаимствованных у Джея сигарет. Судя по всему, он хотел проводить нас обратно в Буонметхуот, в полицейский участок, однако боялся, что лошадиных сил у «зверя» окажется побольше, чем у его маленького «Минска». Я искренне с ним согласилась:

— Хороший мотоцикл, рррр-рррр!

Тут старичок что-то шепнул ему, и он попросил у меня словарь. Я неохотно достала его, и он выхватил его у меня из рук, пролистывая взад и вперед в поисках страницы со словом «документы», которую я давным-давно уже вырвала. К этому времени он курил беспрерывно и все чаще посматривал на старика; властные требования давно сменились чем-то более похожим на жалобные просьбы о помощи.

И тут я разыграла козырь.

— Мы могли бы просто уехать, — осторожно проговорила я.

Лицо чиновника осветилось мальчишеской улыбкой, и они со стариком закивали в унисон. Нас выпроводили за дверь, угостили сигаретами, предложили устроить экскурсию по деревне — все что угодно, лишь бы мы уехали. За считанные минуты нас усадили на мотоцикл, и дюжина помощников помогла нам пристегнуть вещи к багажнику. Деревенские жители выстроились длинной шеренгой и стали махать нам на прощание.

Мы же с ревом помчались прочь, и чувство облегчения постепенно улетучивалось. Шел дождь. Речное русло уже не было сухим, впрочем, как и мы. У нас впереди были еще четыре часа пути, а до заката оставался всего час. Ехать по узкой дороге в темноте будет почти невозможно.