Muto boyz

Однако пока вместо весёлых баталий перед нами монотонной стеной стоял банальный трудовой фронт. Он начинался ни свет ни заря, часу в седьмом, когда мы просыпались на нарах какого-то бомжатника на краю города. Это было не то общежитие, не то ночлежка для бедных, и там жили такие калдыри, что никаким буквочкам не под силу описать их хотя бы наполовину. Они лежали штабелями прямо на лестнице, и через них нужно было перешагивать. А они умудрялись при этом хвататься за штаны и просить на водку. Бить пьяных — такой же грех, как бить женщин и детей, но мы были уже на взводе. Я не шучу, они действительно нас взвели — даже Чикатилу с его раздолбайской терпимостью. Хорошо ещё, что это всё было за счёт фирмы. Фирма, блядь, не поскупилась и поселила нас на халяву в место под стать самой себе. Это я не от злости, просто так оно и есть на самом деле: корпорация «Майкрософт» бронирует своим командировочным номера в «Савое», ну итакдалее по нисходящей. Радовали только две вещи: а) Михаил жил в этом же самом бомжатнике и б) Михаил жил в этом же самом бомжатнике, но не в нашей комнате.

…Чикатило со всей дури стукнул молотком о железный пол вагона. Это должно было имитировать гонг на перекур. Перекуры у нас были первой и второй категорий. Мы специально затарились в Москве мешочком с марихуаной, потому что в этой рязанской Туле выцеплять что-либо было бесполезно.

На самом деле мы к тому моменту уже сбавили обороты и курили не так, как раньше. Мы кое-что поняли, некую такую немодную фишку. За которую можно прослыть непродвинутым, если ляпнуть её на какой-нибудь светской вечеринке, где тусуется клубная молодёжь. Мы её не обсуждали между собой (есть вещи, которые нельзя обсуждать до поры до времени), но пришла она к нам как-то синхронно — многие темы приходят к людям синхронно, в этом нет ничего странного. И заключается эта фишка в том, что дурь ничем не лучше алкоголя и скуриться можно так же легко, как и спиться. И все эти ямайские дедушки с дрэдами никакие не просветлённые, а банально и очень даже неромантично зависимые. Просто их идеализируют, в отличие от советских калдырей. Они окутаны для нас этаким флёром, нимбом — как всё далёкое, запретное и неведомое. «Я закрываю глаза и вижу леса Ямайки» — милая такая романтика. Хотя этого хита тогда, по-моему, ещё не было. Но дело не в этом, дело в том, что, я говорю, мы в том году здорово сбавили обороты. Это было грустно, потому что такие моменты означают начало некоего мерзкого и довольно глобального конца. Не все отдают себе отчёт в том, насколько гадкими могут быть подобные открытия.

Я принёс из угла вагона прозрачный файлик с дырочками для подшивки. В такие файлики мы засовывали накладные, которые давал нам Михаил, и прибивали их гвоздями к огромным ящикам, из-за которых и был весь этот сыр-бор. Мы растянули файлик на полу и высыпали на него необходимое количество.

— Я тут подумал вот о чём, — начал Чикатило, собирая всё в кучку. — Дай беломорину. Я тут подумал: это ведь всё немного странно, тебе не кажется?

— Боюсь, Чик, что в этом нет ничего странного. — Я выдул табак и протянул ему штакетину. — Наоборот, это до боли примитивно, это читается. Быть кузьмичом круто, но это только поначалу…

— Да нет, я не об этом. Я о том, что они нас везли сюда из Москвы. Посмотри, сколько здесь пролетариев. Да их же здесь просто пруд пруди. И пятьсот баксов здесь никто не попросит — они за триста мать родную в стенку замуруют. И тем не менее они нанимают нас и везут сюда, и селят за свой счёт…

— Да это всё понты, пафос. Типа, наши лучше, у нас только свои и всё такое.

— Слушай, я не могу продолжать этот разговор здесь, на холодном полу. Давай залезем на ящик. Я хочу раскуриться верхом на ящике, потому что курить на ящике — это интеллигентно, это как раз в красивом стиле Красивых Мужчин.

Мне было совершенно плевать, где и как курить — интеллигентно на ящике или по-быдлячьи на холодном полу. Потому что вагон всё равно провонялся бы марихуаной, и риск был одинаков что там, что там. Если бы Михаил учуял этот запах, нас бы выперли в две секунды. Нас, как говорится, просто выгнали бы с из города — без жилья, денег и обратных билетов.

Однако Чикатило так не думал. Он считал, что Миша из тех, кто никогда не нюхал дурь и не знает, как она пахнет.

— Такие люди есть, — объяснял он, — да, есть такие, которые не знают, как пахнет ганджа. И одно это характеризует их сразу процентов на 50. А остальные 50 процентов — это усы и пуленепробиваемость, дуболомность. И всё, больше у них нет характеристик. Обидно быть охарактеризованным всего по трём показателям, но это так. «Он был усат, стоек и не знал, как пахнет ганджа». Надо запомнить, это хорошее определение.