Muto boyz

— Я всё равно ничего не успел… Стриженов позвонил, когда уже подходило! — донеслось до меня из-за уже почти закрытых дверей. Клерки сделали вид, что ничего не услышали — только одна средней внешности мэм в деловом костюме заулыбалась сквозь поджатые губы, косясь в мою сторону.

— Мы, менеджеры, мы ведь тоже люди, — сказал я ей. — Ничто человеческое нам не чуждо.

Теперь заулыбались сразу несколько клерков. «Наверное, они действительно тоже люди», — подумалось мне.

Я влетел в двери офиса очень вовремя: раскрасневшаяся Илона как раз собиралась что-то врать в телефонный ресивер — однозначно, отмазывать моё отсутствие.

— Ах, вот он, уже пришёл, — облегчённо прощебетала она, — передаю трубку. — И, прикрыв эту самую трубку наманикюренными пальчиками (которые ещё минут пять назад вгрызались на подоконнике в Чикатилину мякоть), одними губами прошептала в мою сторону: — Это Нэцкэ.

Я жестом попросил её плеснуть мне для храбрости. Перехватил ресивер и, прокашлявшись, произнёс офисно-небрежное «Слушаю вас».

Никита мурыжил меня по телефону, наверное, минут двадцать, не меньше. Он задавал мне всякие каверзные вопросы, ковырялся изнутри, повторял вопросы дважды — это был настоящий допрос, почти профессиональный, честное слово. Он, конечно, и в мыслях не мог представить, что мы собираемся его кинуть — нет, он просто хотел правильно вычислить виноватого, который должен был платить за то, что весь его легальный бизнес покатился коту под хвост. Он жил по понятиям и готов был нести ответственность за свои косяки — но я должен был убедить его в том, что это именно ЕГО косяк, ничей другой. Что я и пытался сделать все эти двадцать минут. За это время я успел заглотить ещё две полфаланги, несколько раз — в особо критических ситуациях — изойтись испариной и раза три подумать о том, что в биографии Никиты наверняка бывали и другие допросы — с бейсбольными битами, утюгами на животах и паяльниками в анусах. Но голос мой звучал ровно и без запинки, каждый раз я выруливал на поворотах, как Шумахер на трассе в Монте-Карло, и не облажался ни разу. Пару раз я ловил на себе взгляды Илоны — приятные, нежные и наводящие на мысли о подоконнике, который был гипотетически возможен по окончании всей этой заварухи.

— Ну, — сказал напоследок Нэцкэ, — и каково твоё резюме?

— По поводу чего?

— По поводу билетов.

— Однозначно, Никита Никитич. Мы потеряли билеты.

— Если мы до конца дня дозвонимся этим австрийцам, мы можем рассчитывать, что к утру субботы билеты будут на месте?

— Я уже звонил. Они говорят, что не отвечают за то, что мы дали им неверный адрес, — врал я. — Они согласны выслать билеты по новому адресу, но для этого они должны сначала к ним вернуться. То, что они вернутся сегодня до восемнадцати ноль-ноль по нашему времени, не может гарантировать никто — они сейчас в пути, и отследить их нет никакой возможности.

— Почему только до восемнадцати?

— Потому что у них в это время будет четыре, а они по пятницам всегда работают до четырёх.

Нэцкэ покряхтел несколько секунд, а потом сказал кому-то виртуальному: «Андрюха, тормози». Андрюха затормозил так, что я услышал это даже по телефону.

— Вот пидорасы, — резюмировал Нэцкэ. — Да они же все — полные гандоны. До четырёх часов работают, а?

Если бы это продолжалось ещё минут пять, у меня бы сдали нервы — я бы либо сделал хэндэ хох и при знался во всём, либо заорал бы на него матом, либо подписал бы нам смертный приговор ещё каким-нибудь образом. Меня не спасала даже водка на голодный желудок, я не мог даже храбро запьянеть. Но в тот день кто-то следил за нами, какой-то ангел-хранитель — Нэцкэ взял полуминутную паузу и выдал:

— Ладно. Через полчаса жди меня у входа в офисный центр. Машину мою знаешь?

— Конечно, знаю. Чёрный «сабурбан».

— Отлично. Жду ровно через полчаса.

Эти полчаса я провёл в толчке, возле раковины. Раздевшись до пояса и смывая пот, охлаждая голову под ледяной струёй и набивая рот тоннами подушечек эвкалиптового «Орбита». Клерки, заходившие отлить, непонимающе-боязливо зыркали на меня как на полного идиота. К исходу двадцать пятой минуты меня бил не вяжущийся с погодой озноб, а тело покрылось мурашками так интенсивно, что риск вспотеть внутри «сабурбана» теперь сводился к минимуму. Я не мог позволить себе такую роскошь — почти все бандиты и экс-бандиты прирождённые психологи, пусть даже на неосознанном ими самими уровне. Им не нужны доказательства вашей виновности/невиновности, они находят их в вашем поведении и поведении вашего тела.

Я вытерся бумажными полотенцами, надел белый воротничок, повязал галстук и двинулся на выход.