– Пришли – прошептал Милх – только придется на ощупь собирать, старайся кусты не помять, нам следы своего пребывания оставлять не следует. Собирай герес внизу куста, там они уже спелые. Я смутно видел кусты какого-то растения, а приглядевшись не удержался, и громко воскликнул:
– Так это же бобы – и тут же получил рукой по голове привет от Милха.
– Ты что орешь – прошептал Милх. Тут хоть и далеко от поселения, но слышно хорошо, а вдруг тут кого-то поставили из стражников. Молчи лучше.
То, что я узнал растение, прибавило мне уверенности, и я сноровисто стал обрывать стручки бобов, как и советовал Милх, обрывал внизу куста. Мешок что мы прихватили с собой, предварительно высыпав из него соль, быстро наполнялся стручками. Нам хватило минут сорок, чтобы можно было отправляться обратно. Милх хоть и пытался скрыть наши следы на рыхлой земле, но мне казалось, что все это напрасно. Все будет зависеть от того придут сюда работать днем люди или не придут, расскажут стражникам или не расскажут. Как всегда понадеемся на Авось. Нет, точно, я это славянское божество и здесь возведу в высокий ранг, и заставлю ему поклоняться так же, как они поклоняются своим многочисленным богам. Одним больше, одним меньше, даже не заметят, что еще один появится. Зато верный и не претендующий на жертвы в честь него. Авось он и есть Авось.
Уже сидя в своем убежище и поглощая не совсем зрелые зерна бобов, я вспомнил, что применял и это растение в качестве народного средства для лечения своих болячек. Муку из зрелых зерен накладывал в качестве припарок, где-то прочитав, что так можно лечить экземы. Мне с моим псориазом, это помогло как мертвому припарки, но чесаться стало меньше. А может, надо было просто подольше применять. Но то, что это бобы я хорошо знал – это точно. Знал даже, что в какой-то степени они заменяют мясо, белков много в этом злаке. Вот мы и трескаем, этот заменитель мяса, да так, что за ушами трещит. Не заметили, как полмешка умяли, а остановил нас Милх. Он просто свернул остатки в мешке и отставил в сторону. Да и светать стало. Солнце, то есть Ра, уже вот-вот появится.
Тут, на Феросе, это действо меня всегда изумляло. Я не один раз наблюдал восход солнца на земле, и там всегда это было по-разному, не повторялось, и не было скучным явлением. Здесь же это было всегда одинаково, но очень впечатляюще. Это можно было смотреть всегда, и я более чем уверен – это действо никому, никогда, не приедалось. Мне, во всяком случае, нравилось. Это как будто взрыв. Вот только что было сумрачно и серо вокруг и вдруг, РАЗ, и все вокруг заискрилось, засверкало, запело. Сразу стало светло вокруг, и вся земля расцвела, а океан – этот богатый, разнообразный и таинственный мир, заиграл множеством разнообразием красок. Нет, это непередаваемо, это выше моих слов, это так прекрасно, что хочется вновь и вновь наблюдать такую нереальную картину. Вот и сейчас мы втроем уставились в направлении, откуда должно появиться светило, это Ра, божество всех народов, всего, что живет благодаря этому постоянству в этом мире. И неудивительно, что все мы, в один голос, в едином порыве восхищения прошептали – "ОХ". И действительно вокруг все и как-то сразу ожило. Наступил очередной Ра-Феста, то есть день, а Анд пошел спать. И вот уже послышались голоса людей, небольшой ветерок зашуршал в нашей просвечивающей множеством дыр крыше, по улицам побежали элланики с кацаролами наполнеными водой, или дадо, как здесь это слово звучит. Милх тут же объяснил что эти мальчишки разносчики воды из хорты водоносов. Им надо успеть разнести воду по всем хортам, так как всем необходимо приготовить кашу, а на это выделяется совсем немного времени. После приема пищи люди расходятся по рабочим местам. Перерыв на два часа и потом вновь работа до заката Ра, и так каждый Ра-Феста, то есть день. Я никак не могу привыкнуть, что здесь чуть ли не все слова в женском роде. Богиня Феста мать всего живого, мать этой планеты и поэтому все названия в женском роде. Земля тоже женского рода, но там все как-то равномерно и понятно. На Фесте по-другому, и для меня это основная трудность в понимании разговорной речи, а уж когда я что-то говорю другим, то в их понятии я страшно коверкаю слова. Я не столько понимаю этот слегка шепелявый, присвистывающий выговор в разговорной речи, сколько улавливаю смысл. Я стараюсь правильно издавать эти шуршащие и не очень для меня вразумительные звуки, и никто не делает постоянных поправок только потому, что считают меня немного странным, тем более все уже знают, что я был до этого немой. Нет, меня не принимали за придурка, а просто считали не от мира сего. Мне порой так и хочется подтвердить их предположения и сказать:
– Мужики вы правы. Я пришелец, вернее попаданец, а еще вернее я мутуалист. – Понимаю, что это всего лишь мои эмоции и старательно продолжаю учиться говорить так, как здесь это принято. Я даже горжусь собой. Английский я учил всю жизнь, но так и не выучил, а здесь за небольшой срок уже вовсю разговариваю и неплохо понимаю все, что говорят другие.