Муза художника

Мы вышли у причудливых, ярко раскрашенных ворот, мимо которых я частенько прохожу в этом районе города, между Ратушной площадью и Центральным вокзалом. Сусси весело потащила меня за руку по дорожке с декоративными фонариками, создающими после наступления темноты таинственное свечение. Нашему взору предстали яркие павильоны с остроконечными крышами: китайская пагода, открытые кафе под навесами, новый концертный зал в мавританском стиле с большими арками и минаретами, распахнувший свои двери всего два сезона назад. А прямо перед нами находился украшенный резьбой Театр пантомимы с позолоченной крышей и механическим занавесом в виде огромного, ярко раскрашенного павлиньего хвоста, который разделяется пополам и уходит под сцену, вместо того чтобы подниматься.

Это посещение живо воскресило в памяти те немногочисленные прогулки, когда в редкие и долгожданные воскресные дни нашей юности дядя Мелькиор водил нас в этот волшебный мир. Десять лет назад, когда мне было тринадцать, я призналась брату, как хотела бы залезть в знаменитый «Монтебелло»[42] и воспарить над облаками. Свен высмеял меня за незнание того, что шар привязан к земле. Не успеет дюжина, или около того, джентльменов и леди подняться в воздушном шаре на установленную высоту, как работники на земле начинают управлять большой паровой лебедкой, которая своевременно тянет их обратно вниз.

— Совершать настоящий полет ужасно опасно, — произнес Свен в своей четкой манере. — Все самые лучшие пилоты воздушных шаров рано или поздно падают в море и тонут. Только такая дурочка, как ты, может об этом не знать.

Но как только я узнала, что великий «Монтебелло» навсегда останется привязанным к земле длинной веревкой, этот яркий шар потерял для меня все свое очарование, несмотря на огромные размеры. Заметив, как мы притихли, дядя Мелькиор проявил неслыханную щедрость и прокатил нас на чертовом колесе, каждая кабинка которого представляет собой корзину в жестком каркасе и увенчана неподвижным, раскрашенным цветными полосками гофрированным куполом, напоминая тем самым воздушный шар. Детей это приводит в восторг. Опершись локтем на край корзины и устремив взгляд вверх, я мечтала подняться в небо.

С тех пор появились новые павильоны, но полностью оснащенная точная копия королевского линкора по-прежнему стоит на якоре в озере, достаточно большая, чтобы вмещать и сцену, и зрителей, пожаловавших на эстрадное представление. Садовые дорожки вьются от озера к верхней части парка, где находятся карусель и лабиринт тиров, палатки с азартными играми и силомерами, а также закусками и напитками.

В эти дни прогуливаться по дорожкам, проложенным между подстриженными газонами и клумбами, кажется чем-то привычным и обыденным. Играя на духовых инструментах, церемониальным маршем проходят юноши в красных мундирах и медвежьих шапках. Легко одетые люди угощаются фруктовым мороженым и потягивают чай из фарфоровых чашек.

Вспоминаю свои первые походы в Тиволи, еще совсем маленькой, задолго до моей смелой мечты полетать на воздушном шаре. Вцепившись в руку брата, я всегда еле сдерживалась при виде мускулистых силачей, безразмерной улыбки Арлекина, захватывающих дух трюков, которые выполнял карлик-акробат, балансирующий над травянистым пространством, заставляя зрителей визжать от страха.

— До того как они построили парк, тут было поле боя, — произнес Свен нарочитым басом, чувствуя мой трепет и играя на нем, так как это, должно быть, давало ему ощущение власти. — Северина, а ты знаешь, что после того, как стемнеет и все разойдутся по домам, выходят духи мертвых солдат и катаются на карусели?

Думаю, тот же трепет я испытала снова в девятнадцать лет (с некоторым удивлением, поскольку считала себя взрослой), когда приехала в Париж: настолько все в этом городе — здания, улицы, транспорт — казалось более крупным, стремительным, шумным и грязным, чем то, с чем я сталкивалась раньше. Я все время должна была подбирать юбки, чтобы они не волочились по грязным мостовым. Под серыми шпилями массивных каменных сооружений лениво бродили вульгарно одетые и накрашенные женщины легкого поведения; неуклюжие омнибусы, запряженные тройками лошадей, наезжали на уличных артистов, прилавки, ряды книготорговцев, расположившиеся вдоль берегов мерцающей серым и желтым реки. Весь этот поток постоянно меняющихся впечатлений, а также физическое давление напирающих толп на протяжении многих недель расшатывали мои нервы даже во сне. Разумеется, со временем я привыкла к окружающей действительности, и старый добрый Копенгаген по возвращении даже стал казаться мне каким-то сонным царством. Так что Тиволи, символ захватывающего приключения для маленькой девочки, сегодня представляется мне каким-то старомодным, под стать моим благоразумным землякам, которые степенно прогуливаются по нему.

— Ну что ж, Северина, — провозгласила Сусси, когда парковые дорожки вывели нас к китайской пагоде, очаровывающей своими расположенными друг над другом квадратными крышами с лихо вздернутыми вверх краями.