Муза, Муров и Мороз

– Что есть, то есть, – заулыбался старик. – Это потому что моя, та, первая вернулась. Навёрстываем за прошлые годы.

– Откуда вы знаете, что ваша прежняя?

– Чувствую.

– А что нужно было сделать, чтобы вернулась? Вот вы, что сделали, к примеру?

Евгений Владимирович озадачено скривил гримасу, потёр шею в раздумье и неопределённо развёл руками:

– Кто его знает. Вроде ничего специально не делал. Мне думается, что Муза моя, когда от меня ушла, не пошла к своим – где там они все живут? – а по миру бродила в растерянности, как собака бездомная. Искала, кто пожалеет и приласкает. Где пригрели, там и осталась бы. Думается, что специально меня тоже не искала. Она – не то, что я, она двигалась. Хотя нет, металась, пожалуй. Птицу в клетке представляешь. Суетится, выход ищет, а чуть дай ей волю, сразу же на ближайшую ветку сядет и не знает, куда девать всю ту волю, которую получила. Она у меня – умница, шустрая. А я, так, сучок сухой. Кстати, выпивал тогда, чтоб совсем не засохнуть в тоске, и не так, как сейчас. Так что то, что мы ещё раз встретились, это чистая случайность, вот как две пули во время перестрелки. Кстати она тоже изменилась.

– Да ну, – вскинулся Боря.

– Верно, тебе говорю, – замотал головой ветеран. – Она тоже бухать начала.

Муров недоверчиво хмыкнул.

– Говорю тебе, – убеждал Сенин. – Ну. Ладно, может, не бухать, но спиртное ей стало нравиться. Раньше я писал только по трезвяне. С пьяну только хренотень всякую рифмовал для смеха. А теперь пока стаканчик не приму – никакой поэзии. А ты думаешь, почему я всё время на поддаче. Нет, шалишь, я не алкаш. То я уже бросил. Это исключительно, чтобы с музой на одну волну попасть.

Боря от такой информации лишь хлопал глазами и еле удерживал норовящую отвиснуть челюсть.

– Вот, послушай, – говорил старик, – меньше ста грамм если принять, вообще ничего не напишется. А если накинуть сверху – тоже. Ну, грамм тридцать ещё можно, не больше. Девочка моя, видать, тоже переживала и за годы разлуки душевно пострадала. Теперь мы в мысленный резонанс входим на других частотах, не на тех что в старые времена. Полстаканчика глотну и часа три можно работать, такая теперь такса. И ещё ночью тоже перестал писать. Тут хоть пей, хоть не пей, как полночь стукнуло – всё, спать.

– Да, технология на уровне космоса, – только и смог выговорить Муров.

– А ты думал как, – подмигнул Евгений Владимирович, – принимаю исключительно по необходимости. Это как спецодежда для души, чтоб работала. Тут же не подтребы для, тут – во имя… (ветеран поднял палец). Но ты старайся, ищи. Напрягись и очень захоти. Обязательно будет подсказка, лишь понять нужно.

– Подсказку бы хорошо, – закивал Борис.

– Слушай, – оживился Сенин, – ты ведь выпиваешь иногда?

– Бывает, – согласился парень, – немного. Но сейчас как-то не хочется.

– А кому хочется? И вообще, кто тебе много предлагает, – поднялся со скамьи старик. – Пойдём-ка попробуем по моей методе. Да не маши ты руками, я ведь говорю, по чуть-чуть. Для подтверждения теории.

Сотоварищи по перу направились в квартиру ветерана, чтобы провести «научный» эксперимент. Реквизит был готов – в холодильнике, посуда тоже имелась, поэтому с опытом затягивать не стали.

– Ну, чуешь что-нибудь? – пристально вглядывался в лицо Мурова более зрелый во всех отношениях писатель.

– Не знаю, потеплело вот здесь, – парень провёл рукой по центру груди сверху вниз.

– Это понятно, – изучающее смотрел Сенин, – я не про тепло. Мысли есть?

Борис закрыл глаза, прислушался к своим ощущениям. Поднял лицо кверху, покачался немного из стороны в сторону, покрутил головой:

– Не-а.

– На-ка ещё чутка, – старший товарищ с самым серьёзным видом наполнил рюмку наполовину. – Давай разом и сразу в окно на клён смотри.

– Зачем? – притормозил ёмкость у самого рта Боря.

– Красиво. Смотри как золотится.

Муров проглотил катализатор вдохновения и выглянул в окно. Кроме того, что клён был шикарен в своём осеннем наряде, Боря ничего сказать не мог. Но и сказать он мог только прозой и то очень коротко, исключительно, как констатацию факта. А вот с рифмами… Он вообще не мог поэтически сформулировать увиденное.

– Красивый клён в окошке золотится,.. – начал он неуверенно.

– Ну, ну, дальше, – приободрил Сенин.

– Печальная осенняя пора, – выдавил из себя Муров и замолчал.

Несколько раз пробовал начинать, но больше двух строк дело не пошло.

После очередной попытки Евгений Владимирович не выдержал. Он плеснул себе в рюмку:

– Смотри как нужно, – выпил и закончил катрен:

«Красивый клён в окошке золотится,

Печальная осенняя пора,

Пришёл я к Сенину, чтоб горем поделиться,

Но выпили, теперь домой пора».

– Понял? И лирично, и про жизнь, – сам себя похвалил ветеран и тут же покритиковал. – Хотя «пора – пора», не очень, конечно, рифмочка. Ну да ладно, для экспромта сойдёт. Ещё попробуем?

– Нет, дядь Жень, я и так засиделся, – засобирался Борис, усмотрев в стихах намёк. – Пойду домой, отдохну, подумаю. Что-то не получается совсем.

Ничего конкретного не узнав у литературного аксакала, Борис направился домой.

Бомж Димыч