Музей Монстров

– Нет, теперь я стал нормальным. Я могу рассказать тебе, как ты это сделала, моя красоточка. Вы были там обе. Ты сама говорила, помнишь? Эстелла приняла свою позу и попросила тебя нажать на звонок. Ты нажала. но сначала схватила нож и воткнула ей между ребер. Потом ты вытерла рукоятку, осмотрелась, нажала кнопку звонка и удрала. Через десять секунд ты уже взяла меня под ручку. Меня – твое алиби! Это сделала ты, потому что ни у кого другого не хватило бы духу совершить убийство на виду у всей публики – представь себе эти сотни глаз за тонким стеклом. На балконе было светло: свет проникал из зала. Но это тебя не тревожило, потому что ты не раз разгуливала нагишом перед этим стеклом, зная, что тебя не видно, пока в зале горит свет! Никто другой на такое бы не решился!

Она смотрела на меня так, словно не верила своим ушам. Ее подбородок начал подрагивать. Она опустилась на корточки и зарыдала. Я даже удивился – настоящие слезы, ручьем. Наверное, они должны были меня растрогать, но не растрогали. Мне не нравятся убийцы. Я встал около нее.

– Зачем ты ее убила? Зачем?!

– Пошел вон!

– Вот еще! Я хочу посмотреть, как из тебя сделают жаркое, мой грудастый ангелочек.

К телефону пришлось пятиться задом. Я не спускал с нее глаз, не рискуя поворачиваться к ней спиной, какой бы голой она ни была. Хейзл метнулась вперед, но не ко мне, а к двери. Не знаю, как далеко она надеялась убежать нагишом. Я сбил ее с ног и подмял под себя. Там было что подминать, ничего не скажешь! Она кусалась и царапалась, но я применил захват и выкрутил ей руку.

– Веди себя хорошо, милая, или я сломаю тебе палец.

Она притихла, и тут до меня дошло, что подо мной не просто тело, а очень женственное тело. Я постарался проигнорировать этот факт.

– Отпусти меня, Эдди, – попросила она дрожащим голосом, – или я закричу, что меня насилуют. Ты потом от копов не отобьешься.

– Полный вперед, моя пышечка, – ответил я. – Именно копы мне здесь и нужны – и чем быстрее, тем лучше.

– Эдди, Эдди, ну послушай меня. Я ее не убивала. Но я знаю, кто убийца.

– Да? И кто же?

– Я знаю. Знаю. Хотя он вроде и не мог этого сделать. Вот почему я ничего не сказала.

– Давай выкладывай.

Она отозвалась не сразу. Мне пришлось усилить захват.

– Говори!

– О Господи! Это был Джек!

– Джек? Чепуха! Я его видел.

– Знаю. И все-таки это сделал он. Не знаю как. Но он убийца.

Я задумался, по-прежнему сжимая ее руку. Она заглянула мне в глаза.

– Эд?

– Ну?

– Если бы я нажала кнопку звонка, на ней бы остался отпечаток моего пальца?

– Наверняка.

– Так почему бы тебе не выяснить?

Это меня озадачило. Я по-прежнему не сомневался в своей правоте, но Хейзл, похоже, искренне хотела, чтобы я узнал ответ.

– Вставай, – буркнул я. – Сначала на колени, потом на ноги. И не пытайся освободить руку. Никаких фокусов – иначе получишь коленом в живот.

Она смирилась. Я провел ее к телефону и набрал номер. Через телефонную станцию полиции мне удалось соединиться со Спейдом Джонсом.

– Эй, Спейд? Это Эдди. Эдди Хилл. Слушай, на кнопке звонка были отпечатки?

– А я все гадал, когда ты, наконец, спросишь об этом. Конечно, были.

– Чьи?

– Трупа.

– Эстеллы?

– А кого же еще? Ее отпечатки остались и на песочных часах. На рукоятке кинжала ничего – ее вытерли. По всей комнате отпечатки обеих красоток, хотя есть и несколько чужих. наверное, старые.

– Ага. да. ну хорошо. спасибо.

– Не за что. Звони мне, сынок, если вдруг осенит блестящая идея.

Я повесил трубку и повернулся к Хейзл. Не помню точно, но, кажется, я отпустил ее, когда Спейд сказал про отпечатки Эстеллы. Хейзл стояла рядом, растирая руку и очень странно посматривая на меня.

– Ладно, – сказал я, – можешь тоже вывернуть мне руку или врезать куда захочешь. Я ошибся. Прости. Я постараюсь заслужить твое прощение.

Она хотела что-то сказать, но снова расплакалась. Все закончилось тем, что Хейзл приняла мои извинения, причем самым приятным из возможных способов, перепачкав меня помадой и потекшей тушью. Мне это понравилось, хотя в душе я чувствовал себя мерзавцем.

Промокнув слезы на ее лице носовым платком, я попросил:

– Надень платье или что-нибудь еще, сядь на кровать, а я посижу на кушетке. Нам надо докопаться до сути, а я лучше соображаю, когда твои прелести прикрыты.

Она послушно отошла, и я начал размышлять.

– Ты говоришь, что ее убил Джек, но признаешь, что не знаешь, как он это мог сделать. Тогда почему ты его подозреваешь?

– Из-за музыки.

– Что-что?

– Из-за музыки, которую он приготовил для выступления. Помнишь «Грустный вальс»? Это музыка Эстеллы, то есть для ее сцены. Моя картина, обычно шедшая в полночь, сопровождалась «Болеро». Он поставил музыку для нее и, значит, знал, что на балконе Эстелла.

– Поэтому, когда он заявил, что она не предупредила его о перемене программы, ты заметила ложь. Но по такой улике человека не осудишь. Он может сказать, что поставил ту пластинку по ошибке.