Музей невинности

Я чувствовал, что не нравлюсь ему, но это совершенно не огорчало меня. Собравшимся вокруг гостям министр привел один эпизод, связанный с его службой в армии, из которого следовало, что и Турция, и он сам сорок лет назад были очень бедны, однако потом многого добились. После этого он трогательно поведал о том, как в это же время сорок лет назад у него состоялась скромная и тихая помолвка с его покойной женой. Затем вознес всяческие похвалы Сибель и ее семье. В его словах не было юмора, но почему-то все, включая смотревших издалека официантов с подносами, слушали его с улыбкой, будто он рассказывал что-то очень смешное. Кольца, которые сейчас лежат в моем музее, принесла на серебряном подносе десятилетняя девочка Хюлья с зубами как у зайца, восхищавшаяся Сибель, которая ее очень любила. Воцарилась тишина. Мы с Сибель—от волнения, а министр—от смущения, перепутали руки, на которые следовало надеть кольца, и не могли придумать, как выпутаться из этого неловкого положения. Кто-то из гостей, уже готовый рассмеяться, закричал: «Не тот палец, другая рука!» Потом наконец весело загомонила вся толпа, будто мы стояли среди студентов, и кольца попали туда, куда и нужно. Министр разрезал связывавшую их ленточку, и мгновенно раздался гром аплодисментов, напомнивший мне шум крыльев взлетающей голубиной стаи. Хотя я именно так себе все и представлял, мне вдруг стало невероятно хорошо от того, что все люди, которых я знал, сейчас стояли вокруг, счастливо смотрели на нас и хлопали. И вдруг сердце мое заколотилось.

Позади толпы я увидел Фюсун с родителями. Меня охватила огромная радость. Целуя Сибель в щеки, обнимая мать, отца и брата, сразу подошедших поздравить нас, я уже знал причину своего восторга, хотя и надеялся не только скрыть ее от собравшихся, но провести самого себя. Наш стол располагался у танцевальной площадки. Прежде чем сесть, я посмотрел, что Фюсун уже заняла с родителями места за самым дальним столом, рядом с тем, где сидели сотрудники «Сат-Сата».

— Вы оба так счастливы, — заметила Беррин, жена моего брата.

— Мы очень устали... — вздохнула Сибель. — Если помолвка так утомительна, что на свадьбе будет?

— Вы ничего не заметите, потому что тоже и в тот день будете счастливы, — улыбнулась Беррин.

— Что такое, по-твоему, счастье, Беррин? — я схватился за соломинку.

— О-о-о, какие ты вопросы задаешь! — опять улыбнулась Беррин и на мгновение сделала вид, будто размышляет над ответом, но тут же смущенно рассмеялась, так как шутки в подобный торжественный момент ей казались неуместными.

Среди гула оживленных голосов приступивших к еде гостей, звона вилок с ножами и музыки оркестра мы оба одновременно услышали, как мой брат что-то громко рассказывает соседу.

— Семья, дети, люди вокруг тебя, — проговорила Беррин. —Даже если ты не счастлив, даже самый плохой день, — тут она указала глазами на брата, — проживаешь так, будто счастлив. В кругу семьи исчезают все невзгоды. Сразу обзаводитесь детьми. Пусть их будет много, как в деревне.

— Это еще что такое? — вмешался брат. — О чем это вы тут сплетничаете?

— Я говорю им, чтоб детей поскорее заводили, — сказала Беррин. — Сколько им нарожать?

Никто на меня не смотрел, и я украдкой выпил залпом полстакана ракы.

Беррин наклонилась к моему уху:

— Кто тот человек и симпатичная девушка в конце стола?

— Лучшая подруга Сибель из Франции. Нурджи-хан. Сибель специально посадила ее рядом с моим другом Мехмедом. Хочет их познакомить.

— Пока без особых успехов! — заметила Беррин.

Я сказал, что Сибель очень любит Нурджихан и отчасти восхищается ею. Когда обе вместе учились в Париже, Нурджихан постоянно крутила романы с французами, жила с этими мужчинами, скрывая все от своей состоятельной семьи в Стамбуле (недавние истории Сибель обычно пересказывала с отвращением). Но ни один из романов ничем не закончился, и, ужасно расстроенная, Нурджихан под влиянием Сибель решила вернуться в Стамбул. «Но чтобы жить здесь ей, конечно, нужно познакомиться и полюбить кого-то из нашего круга, кто оценить ее саму, ее французское образование и кому будет не важно, что в прошлом у нее кто-то был», — добавил я.

— Ну, там, кажется, до такой любви еще далеко, — со смехом прошептала Беррин, указав головой на Нурджихан и Мехмеда. — А его семья чем занимается?

— Богачи. Отец — известный строительный подрядчик.

Левая бровь Беррин с сомнением поползла вверх, но я подтвердил, что Мехмед — мой давний проверенный друг по Роберт-колледжу, порядочный человек, и что, хотя его семья весьма набожна и традиционна, родные много лет не решаются женить его с помощью свахи; а его мать, которая носит платок, против того, чтобы он завел себе пассию, пусть даже та будет из образованной, состоятельной стамбульской семьи; сам же он хочет познакомиться и подружиться с какой-нибудь порядочной девушкой, наконец, выбрать себе невесту. «Но пока у него не получилось ничего хорошего ни с одной из девушек, с которыми он знакомился».

— Конечно, не получится, — протянула Беррин многозначительно.

— Почему это?