— Помнишь того рыбака с сыном, которых мы подслушивали у тебя на даче?—мыслями я вернулся в недавнее прошлое. — Когда ты уехала в Париж, они почти сразу перестали появляться. Тогда мне стало в доме еще холодней и невыносимо одиноко. Я не выдержал.
Сибель явно заинтересовало извинение, звучавшее в моих словах. Чтобы окончательно сменить тему, я сказал, что часто вспоминал рыбака с сыном:
— Они, наверное, ловили пиламиду и луфаря. (При этом мне вспомнились жемчужные серьги, подаренные отцом.)
В этом году ведь много рыбы, на переулках в Фатихе уличные торговцы продают ее с тележек, а следом за ними ходят и мяучат кошки. Опять подошел Сади и посетовал, какой дорогой ныне стала камбала, потому что русские и болгары ловят турецких рыбаков, выходящих на улов в нейтральные воды. Пока мы разговаривали, я видел, что настроение у Сибель портится с каждой минутой. Она понимала, что мне по-прежнему нечего ей сказать, что я не могу дать ей никакой надежды и говорю обо всем, лишь бы не касаться главного — нас. Но и лгать не было сил.
— Смотри, Хильми с женой уходят! Давай пригласим их к нам за стол! — предложил я. — Они так рады были нас видеть! — Сибель ничего не ответила, и я помахал Хильми и его жене, но они меня не заметили.
— Не зови их... — попросила Сибель.
— Почему? Хильми — хороший парень. Да и тебе, кажется, его жена нравилась — как ее зовут?
— Что будет с нами?
— Не знаю.
— Когда я была в Париже, я разговаривала с Лек-лерком, — так звали профессора экономики, которым она всегда восхищалась. — Он согласен, чтобы я писала у него диссертацию.
— Ты уезжаешь в Париж?
— Здесь мне плохо.
— Мне поехать с тобой? — Не такого вопроса ждала от меня Сибель. — Но у меня здесь слишком много дел...
Она не ответила. Я почувствовал, что она приняла решение не только относительно этой нашей встречи, но и будущего.
— Езжай в Париж... — согласился я. Разговор уже начинал действовать мне на нервы: — А я доделаю все и приеду за тобой.
— Еще вот о чем напоследок... Извини, что говорю об этом... Но, Кемаль, девственность... Это настолько важно, что тут тебя ничто не может извинить.
— Что?
— Если бы мы жили в Европе... Если бы мы жили в Европе и были людьми свободных нравов, тогда все было бы по-другому... Но если нас связывает традиция, обычай и невинность девушки важна всему обществу, и особенно тебе... Настолько важна, что является предметом уважения... Тогда ты должен одинаково относиться ко всем!
Сначала я удивился, потому что не понял, о чем она говорит, а потом вспомнил. Ведь и она ни с кем, кроме меня, не доходила «до конца». Мне вдруг захотелось сказать ей: «Ответственность за это у тебя и у нее разная. Ты — богатая и образованная!», но мне стало стыдно, и я уставился перед собой.
— Кемаль, еще кое-чего я тебе никогда не прощу... Раз уж ты не мог ее забыть, зачем состоялась наша помолвка? И почему ты тогда сразу не расторгнул ее?.. — ее голос почти дрожал от ярости. — Если все должно было закончиться именно так, то почему мы переехали жить ко мне на дачу, почему принимали гостей, почему здесь, в этой стране, у всех на виду, мы жили как муж и жена, не поженившись?
— Такой близости, такой искренности, какая была у меня с тобой в те дни, у меня не было никогда в жизни.
Эти слова задели Сибель еще сильнее. Она чуть не плакала от унижения и безысходности.
— Прости меня, — пробормотал я. — Пожалуйста, прости меня...
Воцарилась жуткая тишина. Чтобы Сибель не расплакалась, чтобы закончить все это, я стал усиленно махать Тайфуну и его жене. Те, наконец, увидели нас, обрадовались, подошли к нам и после моих настойчивых просьб сели за наш стол.
— Знаете, а я уже сейчас скучаю по вашей даче! — сказал Тайфун. — Помнишь, как я набрался, заснул в саду, а вы все не могли понять, что случилось? — вспоминал он.
Я же с глубоким уважением, почти с восхищением смотрел, как Сибель, ничем не выдавая того, что творится у нее на душе, учтиво беседует с Тайфуном.
— Ну а когда же ваша свадьба? — не удержалась от любопытства жена Тайфуна, Фиген.
Неужели она не слышала сплетен о нас?
— В мае, — беспечно ответила Сибель. — Снова в «Хилтоне». Всех вас попросим одеться в белое, как в фильме «Великий Гэтсби». Вы видели этот фильм? — внезапно она посмотрела на часы. — О, через пять минут я встречаюсь с мамой, на углу перед площадью Нишанташи.—Между тем как ее родители были в Анкаре.
Она торопливо поцеловала в щеку сначала Тайфуна и Фиген, потом меня и ушла. Посидев с друзьями, я покинул «Фойе», отправился в «Дом милосердия» и попытался забыться, окружив себя вещами Фюсун. Спустя неделю Сибель через Заима вернула мне кольцо. Хотя впоследствии я постоянно получал о ней известия, после этой встречи не видел ее тридцать один год.
47 Смерть отца