На рубеже XV–XVI веков Бернардо Зенале был одним из ведущих художников Милана. Панель со Стефаном, первым святым христианской церкви, является парной к створке с изображением святого Антония Падуанского. Обе они находились с правой стороны алтаря Непорочного Зачатия для церкви Сан-Франческо в ломбардском городке Канту. Слева располагались святые Иоанн Креститель и Франциск (работы хранятся в музее Багатти Вальсекки в Милане), на центральной панели — «Мадонна с Младенцем и ангелами» (в музее Поля Гетти в Лос-Анжелесе).
Святой Стефан изображен молодым человеком в архидиаконском одеянии — далматике, на его голове можно заметить два камня, расположенных словно филактерии (кожаные коробочки, которые иудеи подвязывают во время утренней молитвы на лбу). На самом деле, здесь они — атрибут Стефана-Первомученика (по-гречески — протомартира). Он являлся одним из семи дьяконов, поставленных в Иерусалиме апостолом Петром (Деян. 6:1–6). Стефан в своих проповедях обличал иудейских священников за то, что они убили Мессию, и был побит камнями: пальмовая ветвь в руках героя — знак мученичества.
Представленный женский портрет Джакомо Пальмы Старшего получил также в истории искусства наименование «Портрет куртизанки». Однако благодаря знаковым деталям полотна, его «содержание», тем не менее, может рождать аллюзии иного толка, свадебного характера, ибо обнаженная грудь в символике того времени означала плодородие, готовность к любви, обольстительную привлекательность. Распущенные золотые волосы — прическа венецианских невест, у модели они словно излучают свет, который озаряет ее, заставляет люминесцировать рубаху и складки роскошной ткани верхнего покрова. Белая блуза также может символизировать целомудрие.
Ко времени создания работы в живописи утвердился тип женской венецианской красоты — пышное тело, белокурые волосы, нежность, чувственность, вне психологического драматизма, открытый Тицианом. В Венецию Пальма прибыл около 1510 из Бергамо и попал под воздействие Беллини и Карпаччо, однако большее влияние на него все же оказали Джорджоне и молодой Тициан.
На представленной маленькой доске изображен один из многих вариантов хорошо известной луврской композиции Леонардо да Винчи «Мария с Младенцем и святой Анной». Здесь фигура Анны, на коленях которой Леонардо разместил Богоматерь, отсутствует. (Предполагают, что такова была специфика частного заказа, требование клиента.) Однако поза Мадонны, сидящей на камне, почти в точности повторяет леонардовскую. Мать словно стремится отвлечь Младенца от агнца — символа Его страдания. Композиция сохранена пирамидальной, динамичной и в то же время гармонически сбалансированной. По сравнению с шедевром гениального предшественника упрощен пейзаж, но сохранена его пространственная глубина, проявились силуэты городских построек и крепостной стены североевропейского типа. Кроме того, живописец сменил теплый леонардовский колорит на холодный. Александр Бенуа писал: «Ближе всего из всех ломбардцев подошел к грации, к мягкой орнаментальности форм Винчи Чезаре да Сесто — один из первых характерных маньеристов истории искусства, красивый, но совершенно холодный художник. ‹…› …Искусство Сесто никогда не трогает — оно всегда остается каким-то внешним, „официальным“, лишенным душевной теплоты».
Эта работа датируется периодом, когда мастер вернулся в Милан из Рима, где мог общаться не только с Леонардо, но и с Рафаэлем.
Представленная картина находилась в первоначальном собрании Джана Джакомо Польди-Пеццоли. Сюжет ее действительно мистичен, однако содержит в себе глубокое религиознопоэтическое начало. К Екатерине, дочери правителя Александрии, сваталось множество знатных женихов, однако духовный наставник поведал ей о «женихе небесном», достойнейшем. Во сне девушка увидела Марию с Младенцем, который отворачивался от нее. Духовник растолковал сон, и Екатерина, следуя его совету, приняла крещение. Скоро ей приснилось, что Младенец ласково взирает на нее и надевает ей кольцо. Пробудившись, она увидела это украшение на своем пальце. Мистический брак Екатерины стал выражением ее духовного единения с Богом.