Музей смерти

Снимок был неплох. Весь мужчина в кадр не вошел, только часть мужчины. Голова вывернулась, глаза полузакрыты. Из приоткрытого рта стекала струйка. Черты лица на фоне шахматной клетки музейного пола были вполне различимы. Сорок лет плюс-минус, выдающиеся скулы, широкий нос, стрижка «ежиком». Отнять щетину, серую кожу, круги под глазами – вполне представительный мужчина. Неплохо бы смотрелся в деловом костюме или военной форме.

– Другого снимка нет? – спросил я.

– Другого нет, – вздохнула Алена. – Да вроде неплохо вышло, нет?

– Для любителя сойдет, – улыбнулся я. – Скиньте мне на WhatsApp. – Я продиктовал номер, дождался, пока фото осядет в моем мессенджере, убрал телефон. – Прошу простить, молодые люди, что отняли ваше время. Мы вам премного благодарны…

Мы сидели в машине на парковке, предавались думам. Каждый – своим. Я разглядывал физиономию Кротова в непростой для него ситуации, чувствовал, как что-то неприятное заползает в организм. Что за субъект? Демон во плоти? Невинная овечка? Сам не понял, в какое дерьмо попал?

– По домам, Варвара? – Я повернул голову. В полутьме переливались загадочным блеском женские глаза. – Хватит на сегодня, уже устали, пора и честь знать. Диктуй адрес, отвезу, куда скажешь…

– Никита, давай закончим это дело… – Казалось, ее слова рождаются прямо в голове, минуя «наружные слуховые устройства». – Пока мы на подъеме, пока мы не вылезли из всего этого…

– Ты уверена, что хочешь?

– Я в отпуске…

– Ты эту фразу произносишь уже в четвертый раз…

Я извлек телефон, набрал Сергея Борисовича Якушина.

– Это Ветров, Сергей Борисович. Можете говорить?

– Да, Никита Андреевич, не смущайтесь, я еще не сплю. – Голос абонента звучал чисто, без помех. – Я же говорил, что можете звонить в любое время суток.

– Эта линия безопасна?

– С моей стороны – да. С вашей – не знаю. Убедитесь, что вас никто не подслушивает.

– Меня подслушивает лишь один человек – некая Сташинская Варвара Ильинична, но, думаю, это не проблема.

– Выйдите из машины, если вы в салоне.

Я вышел, отправился к мусорке, у которой стояла «нереализованная» тумбочка. На всякий случай потрогал ее, убедился, что она дана в ощущениях. Скрипнула дверца «Террано», Варвара выскользнула за мной, отправилась подслушивать.

– Мне понадобится пять минут, – предупредил я. Уложился фактически в четыре, отметив все узловые точки: серую «Хонду» с таинственным содержимым, визит в больницу, опрос свидетелей – особенно последних, от которых была получена конкретная зацепка.

– Мы можем провести эту ночь в вашем музее, Сергей Борисович? Понимаю, что время неурочное, но днем, когда в музее посетители, провести эксперименты проблематично.

– Браво, Никита Андреевич, вы с головой втянулись в это дело, – похвалил Якушин. – День еще не кончился, а у вас уже есть конкретные зацепки. Информацию про серую «Хонду» я усвоил, остальное – ваша часть работы. Завтра с утра я переведу на ваш счет половину оговоренной суммы, не возражаете?

Я даже зажмурился от удовольствия. Как приятно жить в мире наживы и чистогана!

– Разумеется, Никита Андреевич, я приветствую любое рвение в работе, если оно приведет к реальным результатам. Когда вы сможете подъехать? Хорошо, я отдам распоряжение начальнику охраны. Вас впустят и не станут препятствовать вашему затвору в музее. Только хочу вас предупредить… – Якушин замялся, – вы уж берегите Варвару Ильиничну, не заставляйте ее применять чрезмерное усердие. Понимаете, о чем я?

Я, в принципе, понимал. Вера в торжество материализма еще стояла на промозглом ветру фаллической скалой, но уже начинала потрескивать. Мы вернулись в машину, и я завел двигатель…

Глава шестая

Это была самая странная «ночь музеев», в которой я когда-либо принимал участие. В помещениях царила кладбищенская тишина. Охранники ушли по приказу свыше, обретались где-то снаружи. Мглистое свечение расползалось по залу, матово поблескивали плитки пола. Иллюминацию отключили, осталось символическое дежурное освещение. Мы невольно ходили на цыпочках, словно боялись потревожить чей-то покой, говорили шепотом. Глупо, но по-другому не получалось. Атмосфера довлела, мурашки ползли по коже. Даже человеку, в корне отрицающему мистику и прочую астральщину, в этом окружении становилось не по себе. Я включил фонарик в сотовом телефоне – но все равно всепожирающая тьма была сильнее света… Из мглы проступала каменная физиономия кучера, везущего на кладбище катафалк. На миг мне померещилось, что он скосил глаза, глянул вниз – кого там из еще не умерших черти носят? Мы блуждали, как сомнамбулы, натыкались на укрытые бархатом домовины. Проступали очертания святых в ореолах света – они смотрели со стен с ироничными улыбками. Комок подкрался к горлу – предупреждать же надо! Из густого сумрака вынырнула Смерть с ввалившимся носом и пустыми глазницами! Я отшатнулся, пришел в себя, но осадок остался. В круге темноты эта штука смотрелась просто шикарно: черный балахон с капюшоном, в одной руке коса, в другой – меч, опирающийся острием в пол, а на конце рукояти – скалящийся череп «христианского младенца»…