Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Полет откладывается все время. Переносится на неопределенное потом. Однако можно устроить себе перерыв на пару дней, выпадание из «рабочего процесса», столь тесно спутавшегося с «личной жизнью» в такой гордиев узел, что их уже не разделить никаким «александрийским ударом». Для этого нам и нужны командировки, приятные во всех отношениях.

К тому же Рыбий Глаз узнает, что одна интересная коллега из конкурирующего издания будет в Венеции в это же самое время. Не то чтоб Прогрессист рассчитывал на легкую интрижку (хотя почему бы и нет… ведь все мы люди…), это теперь слишком хлопотно, обременительно, но провести время в лучшем городе мира с хорошей компанией – что может быть чудеснее?!

Тем более что, стыдно признаться, здесь он первый раз и немного побаивается неизвестности: новое место всегда страшит неясностью устройства, нужен проводник, желательно добросердечный, говорящий по-итальянски…

…и тогда въезд на чужую территорию уже точно сложится легким и плавным, несмотря на открытую форму метеозависимости, едва ли не обязательно настигающей каждого только что приехавшего в Венецию.

Честно сказать, он запланировал эту «нечаянную встречу» задолго до вылета, представив пустой вечер, который нечем заполнить, кроме неспешной прогулки с одной интересной коллегой, для чего покупает в дьюти-фри дорогое вино и деликатесы. Предвкушая безобидный пикник на обочине этой поездки – бантик сбоку от садов Жиардини. Пьяную вишню на итальянском торте.

44

Все, однако, с самого начала идет немного не так, как мечталось. Причем, чем дальше в «лес», тем сильней отклонение от намеченного. Сказывается недостаточность знаний и избыток ожиданий. Рыбий Глаз долго не может врубиться в смысл расписания вапоретто, изнутри подгоняемый, точно ветром, неформулируемым мелким страхом выглядеть со стороны смешным и нелепым – туристом, не способным решить «проблему».

Уж если он умудряется путаться в пригородных электричках, их перронах и частоте прибытия-отбытия, то что говорить о принципиально чужом, странном городе, имеющем репутацию идеальной площадки для готических романов?

Ничего говорить не надо, тем более не с кем. Нужно действовать. На страх и риск, обсматриваясь, оглядываясь по сторонам. Замечая многочисленные стайки людей, тянущих за собой чемоданы на колесиках, чаек на сваях, облака на небе, блики на воде…

Хорошо, что к Жиардини, ну, где проходит та самая Биеннале, ехать, кажется, не нужно, можно пешком дойти. Хотя по карте кажется, что далековато, но зато по прямой. Не заблудишься.

45

Распаковав вещи, умывшись и перекусив в гостиничном номере, начинаешь постепенно осваивать окружающее пространство. Перебираешь его задумчиво, точно четки.

Да, номер, несмотря на мебель с претензией – «огромное озеро зеркала, потемневшее и сильно зацветшее рыжей ряской», – настолько пуст, что центробежная сила все равно, рано или поздно, выталкивает наружу. Даже если немного страшит незнакомая многомерная местность, из-за чего реальность утомляет быстрей, чем рассчитывал. К тому же кажется, что здесь, «за стеклянными стенами» отеля, город обступает тебя не так тесно и не так горячо, напряженно не дышит в затылок.

Для этого, видимо, и требуется пауза одиночества – дабы хотя бы слегка привыкнуть к зашкаливающему количеству впечатлений, изменяющему сознание и еще больше искривляющему пространство вокруг.

Когда голову невозможно проветрить, несмотря на постоянный морской сквознячок, просачивающийся в комнаты сквозь плотно закупоренные окна.

46

Уже через пару часов, бесцельно кружа по округе и время от времени натыкаясь на фасады из черно-белого учебника, по которому сдавал экзамены в университете, Рыбий Глаз неосознанно начинает стремиться к городским краям: туда, где второй берег хорошо бы чтоб отсутствовал.

Первый раз поймал этот момент отчуждения на мосте Академии, когда вдруг показалось, что под ногами – проспект, забитый, как в пробку, постоянно движущимися рядами машин. На Риальто такого не случилось, так как он, из-за лавочек и магазинчиков, более интровертен, тогда как мост Академии раскрыт простору, раскинувшему руки назад и вперед. Конечно, проспект, совсем как в Москве, когда одно шоссе нависает над другим – как возле Арбатской площади, например, или где-то на Ленинградке.

Центробежность, зародившаяся в гостиничном номере, не ослабевает, но продолжает набирать обороты, лишь увеличивая диаметр. К тому же Рыбий Глаз, опять же, с университетских времен знает: симметрия – знак смерти, следовательно, в разомкнутости окраин «смертельного города» таится дополнительная жизнь. Необходимая как воздух, дабы не начать задыхаться от избыточной акклиматизации.

Рыбий Глаз устает в безжалостных лабиринтах средневековья и тогда, прибавляя шаг, вновь выбегает на набережную, неважно какую. Самую северную (с видом на кладбище) или на самую южную, каждый сантиметр которой изобилует открыточными ландшафтами.

Да-да, набережные (и чем шире – тем лучше) здесь, пожалуй, главное, а кишки тесных и слепых проходов – бесплатное приложение к ним.